Новый мир, 2002 № 02 - [132]

Дальше, я думаю, можно не продолжать? Надеюсь, уже и без этого ясно, что возбуждаемый М. Эпштейном комплекс ассоциаций будет у каждого из нас свой, неповторимый и обновляющийся каждый раз, когда мы в новой ситуации вспомним его громкое имя. Именно поэтому душа останется потемками — оттого что она неповторима: для каждого из нас понадобился бы отдельный дешифратор наших мозговых «инфосигналов», дешифратор, который пришлось бы еще и ежесекундно перенастраивать, поскольку одно и то же слово в разные моменты времени станет возбуждать разные зоны мозга. Даже не блестящий парадоксалист, а какая-нибудь примитивная колбаса будет возбуждать неповторяющиеся и обновляющиеся ассоциации, ибо даже негордое слово «колбаса» у каждого из нас является обобщением сугубо индивидуального опыта. У кого-то колбаса ассоциируется с дачей и дедушкой, отрезающим тверденькие кружочки от краковского кольца; у другого — с выдавливаемой пастой колбасы ливерной; третий вообще вырос в советской глубинке и лет до десяти о колбасе только слышал разжигающие аппетит легенды; четвертому вспоминается прежде всего трамвайная колбаса и «колбасная эмиграция» — и у каждого будут при этом возбуждаться собственные зоны мозга. Поэтому если бы каким-то чудесным образом «инфосигналы» об этих возбуждениях были сняты, не исказив картины, то проинтерпретировать их правильно мог бы лишь тот же самый мозг.

Или его точная копия.

Впрочем, для тех, кто твердо решил ужасать и ужасаться, и это не препятствие. Клонирование! Грядущий тоталитаризм (беззаветные либералы до сих пор все пускают под откос поезда единственного своего давно разгромленного врага), не совершив ни единого отклонения от технологии, наштампует тождественных близняшек с абсолютно тождественными мозгами. Только вот в чем загвоздка: чтобы мозг одного близнеца развивался вполне тождественно мозгу другого, нужно, чтобы они в один и тот же срок переболели одинаковым гриппом, чтобы в один и тот же миг одинаково шлепнулись с одинаковых кресел, чтобы их одинаковым образом за одну и ту же провинность в один и тот же момент времени высек один и тот же педагог…

Не слишком преувеличивая, можно сказать: для того чтобы контролировать человеческую мысль — человеческий мозг, пришлось бы контролировать всю вселенную.

«Многие меня поносят и теперь, пожалуй, спросят: глупо так зачем шучу? Что за дело им? Хочу».

Зачем я все это написал? В кругу настоящих, по Шварцу, людей, которые элегантны, лишены предрассудков, понимают решительно все и постоянно улыбаются на всякий случай, — в этом кругу и пишут, и читают исключительно для прикола. Боюсь, я не заслужил права на звание настоящего человека, но все же и я попытался откликнуться на призыв элитарно-массовой культуры, которая к архаическим своим требованиям «накорми, напои, насмеши и напугай» присоединила еще одно: «Подбрось немножко пищи для ума». Но только чтобы не переесть. Чтоб было не сложнее и не ответственнее головоломки, шахматной задачи или кроссворда. Или пригоршни аргументов и фактов, не уложенных, однако, упаси Бог, в какую-нибудь систему.

Надеюсь, мой «текст» не слишком отклонился от этого стандарта.

Александр МЕЛИХОВ.

Санкт-Петербург.

Стоит ли шутить с будущим?

Александр Мелихов в письме в «Новый мир» упрекает меня в излишней серьезности по отношению к «манифесту» Михаила Эпштейна (в этом же укорила ранее и Инна Булкина в «Русском Журнале»). Вынужден признаться: с чувством юмора у меня действительно туговато (поспоришь тут — уж после этого сомнений в отсутствии у тебя такового чувства никаких не останется). Приятно бы столь же безоговорочно согласиться и с утешительной позицией А. Мелихова по всем прочим пунктам. Только это, увы, труднее: письмо его объявляет провокативным пустяком слишком многое. Вправду ли тоталитаризм «давно пущен под откос» — или бронепоезд просто модернизируется, как считает тот же американский фантаст Тенн? Впрочем, тоталитаризм автор приканчивает одной фразой; детальные рассуждения его по поводам иным. Как естественно-научная девственность нового утописта, так и причудливость его проектов настраивают А. М. на оптимистический лад: стоит ли принимать подобное всерьез?

Стоит. «Математическую» структуру светлого будущего разработал Фурье — литератор, не умевший складывать однозначные числа. На немецкий его перевел Энгельс — мыслитель, убежденный, что -1+0=0. Реализовал же идеи обоих Ульянов — экономист, чьи труды на любом экзамене по матстатистике были бы оценены двойкой.

Наконец о главном: о «проблеме осуществимости». Легко не верится тому, чему хочется не верить, — только этой поговоркой могу я объяснить сомнения в возможности «контроля над развитием мысли»: уже гитлеровские эксперименты в этой области далеко вышли за пределы традиционной пропаганды. Сегодняшнему мышлению вольно отмахиваться от фактов, давших богатую пищу автору «Братьев Лаутензак», — ну а как быть (возьмем другой пример) с детекторами лжи? Они именно читают побуждения — в той мере, в какой это заказано им обществом и государством. Для более детального прочтения действительно нет технических возможностей (как, впрочем, пока и нужды) — так что мы все еще будем, по-видимому, бесконтрольно думать: «Ах ты!» и «Ага…».