Над пустым алтарем висел плакат: «Делись рабочим опытом!» Делимся.
Зябко как-то! Что скажет начальство? Явно не одобрит: земное начальство уж точно. И в большей степени это крещение для Кира, чем для меня.
Впрочем, какие-то прихожанки тут уже были — явно неравнодушные к Киру, молодому длинноволосому красавцу, и, похоже, — ко мне.
— Ишь какой сокол к нам пожаловал! Я б с ним пошла! — сказала одна старушка другой, и это мне понравилось. Уважают!
Соня и Жоз следовали за нами, тоже явно волнуясь, хотя волноваться в первую очередь надо было мне. Что я, впрочем, и делал!
Главное — тут еще пилили и колотили. Но, поглядев на наше шествие, рабочие переглянулись и вышли. Святое дело им было явно по душе.
— Встань тут, сын мой! — проговорил Кир торжественно. Он был одет соответственно, хотя и не во всем положенном облачении: мы подпольные христиане, нам можно и так. Но действительно: можно ли? Это нам предстоит решить. И Ему. Откликнется ли? Я почему-то чувствовал, что — да. Впрочем, это чувствуют все, кто этого хочет. И механический это цех или церковь — не так существенно!.. Я настроился.
Кир с тихим бряканьем установил подставку, уложил книгу. Какой-то мальчик принес светлую купель с заклепками, явно сварганенную в этом цеху. Потом туда звонко полилась вода.
Я стоял не двигаясь. Наверное, торжественно и надо стоять?
Последний раз я волновался так, когда меня исключали из комсомола. Но тут вроде бы не исключают, а принимают? Куда? Уже когда мы подходили к церкви, Кир сообщил мне, что «прежний» я сейчас умру и возникну новый. Раньше бы надо сказать! Жалко прежнего-то.
— Стой спокойно, сын мой! — проговорил Кир благожелательно. — Символ веры ты знаешь хотя бы?
— Учил, — ответил я растерянно, как первоклассник.
— Тогда разуйся. И засучи штаны.
Присев на скамью, я разулся и уже босой встал с ним рядом.
— Я буду творить молитву, а ты повторяй. И когда я произнесу: «Отрекохося!» — повторяй с чувством!
— Хорошо, батюшка!
И пошла молитва. Какие странные, тревожные слова! Смысл их вроде бы понятен, но они гораздо глубже смысла и страшней… «Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым»…
— Отрекохося! — прогудел Кир.
— Отрекохося! — повторил я.
Потом, сделав паузу, он вынул из шкатулки пузырек и кисточку, обмакнул и липким, сладким, душистым веществом сделал крест на лбу, на устах, на запястьях и сверху — на стопах. Каждый раз я вздрагивал.
Потом вдруг, приблизив лицо, крестообразно подул мне на лоб. Про это я раньше не знал — и разволновался особенно.
Потом он велел приблизиться к купели и сперва, зачерпнув ладонью, поплескал водой мне за шиворот, на грудь, а потом весело и как-то лихо вдруг макнул меня головой, надавив на затылок. Потом я ошеломленно распрямился, изумленно озирался. Неожиданно было! И словно глаза промыло: все стало светлей!
Потом мы выходили из церкви. От капель, оставшихся в ресницах, все вокруг сияло. Я посмотрел на купол — креста не было, и вдруг солнечные лучики там скрестились и ясно сверкнул крест!
Потом я вытащил из брюк ручку, бумажку и записал: «На пороге нашего дома лежат дым и корова». Кир умильно смотрел на меня, думая, что я записываю какую-то молитву.
Бутылка на столе опустела.
— Ну… что теперь делаем, народ крещеный? — Кир, чуть заметно зевнув, поднялся.
…Уже все? А я-то думал, что мы с ним теперь все дни будем проводить в душевных беседах. Всегда я так: лечу куда-то с восторгом, и — мордой об столб!
Кир демонстративно мыл рюмки. Все правильно. Теперь он будет многих крестить — с моей-то легкой ноги, и что же: теперь каждого поселять у себя?
Я тоже поднялся. Как ни странно, наиболее расстроенным выглядел как раз «народ некрещеный» — Соня и Жоз. Начиная с церкви они глядели на меня не сводя глаз и явно чего-то ждали: то ли я превращусь в зверя какого-нибудь, то ли сразу в ангела? Отсутствие внешних изменений будоражило их: как же это? Соня чуть было карьеру свою не поставила на карту ради этого… ради чего? Я старался, как мог, — глядел радостно, улыбался светло: вот, мол, что сразу же делается, буквально на глазах!
Они были явно озадачены: что-то, конечно, есть… но вот он сейчас уедет и увезет разгадку с собой, так и не узнаем, было ли что?
Но чем я им мог сразу помочь?
Уже чувствовал себя виноватым… Да ну их! Поеду!
— Так ты куда теперь? — Кир вложил в этот вопрос всю свою душевность, оставшуюся на мою долю.
— Я?.. Да в Крым, наверное, махану! — проговорил я беззаботно.
Не болтаться же тут у них под ногами, позоря полученное звание… А так — останется светлая тайна.
— Мы с тобой! — неожиданно заявил Жоз. — …В смысле — до парома проводим.
Надо же, как их проняло!
И Кир тоже решил проводить. Все-таки я у него первый, и неизвестно, будет ли второй? Оделся почему-то как хиппи — не скажешь, что батюшка… «Батюшка» он пока что лишь мне. А Соня, наоборот, гляделась торжественно — изысканный наряд «от купюр», Жоз тщательно причесал свою буйную голову. В последний путь, что ли, провожают меня?
Мы томились на асфальтовом пятачке. Развернулся автобус. Из кабины вылез крупный, основательный мужик в белой рубахе и черных нарукавниках… тоже, что ли, принарядился? Окстись! Ничего особенного не происходит — вон полно народу помимо тебя! Жоз подошел к водителю:
