В свои тридцать с лишним лет коллекционер не был женат. Потому что ни одна женщина мира не согласилась бы постоянно находиться под одной крышей со столь своеобразным собранием чужого дамского белья. Ведь Сергей был настолько бесхитростен и простодушен, что сверх всякой меры гордился перед каждым гостем, а паче того — гостьей, своей экстравагантной экспозицией. И словно экскурсовод подробно объяснял, когда и при каких обстоятельствах попало к нему то или иное чудо, сотканное из света и пены морской, как звали бывшую владелицу, как она выглядела и чем проявила себя в постели. Конечно, память Сергея не могла вместить в себя столь внушительный объем довольно разнообразной информации. Поэтому к каждым трусикам, прищепленным к бельевой веревке, была приколота бумажка с кратким разъяснительным текстом.
Объем этой коллекции впечатлял: в нее входило около семисот экспонатов. Сергей выделил для нее отдельную комнату в своей трехкомнатной квартире. Трудно сказать, все ли предметы попали в коллекцию, так сказать, естественным образом, то есть как подношения после ночи бурных ласк, горячей страсти, а то и быстротечной любви. Слишком уж Сергей старался произвести на зрителей количественный эффект. Поэтому от него можно было ожидать и некоторых подтасовок. Может быть, какие-то экспонаты утром были им отняты или украдены у не желавших с ними расставаться беззащитных девушек. Может быть, что-то он просто купил за деньги без установления должных отношений с владелицами. Ведь мужская сила не безгранична, частые и хаотичные половые контакты способствуют развитию полового бессилия. А если судить по количеству экспонатов, Сергей уже должен был находиться на пороге импотенции.
Кроме неподдельной, почти детской радости обладания коллекция приносила владельцу и некоторые неудобства обонятельного характера. Потому что многие из нижних предметов нижнего женского белья попали к Сергею далеко не в идеальном состоянии. Собранные в больших количествах, они издавали явственный запах, отнюдь не благоуханный. Поэтому Сергей был вынужден держать дома множество флаконов с освежителем воздуха и часто опрыскивать две жилые комнаты крепким одеколоном. Выстирать же коллекцию он считал кощунством, сравнимым по цинизму с заворачиванием селедки в листы, варварски вырванные из журнала «Плейбой».
* * *
Николай собирал воздух в пол-литровые стеклянные банки с герметично закрывающимися крышками. На каждой банке была наклеена бумажка, где указывались самые разнообразные сведения о содержимом. Например: «27.09.85. 19 час. 25 мин. Тверская у телеграфа. 14 о. 743 мм рт. ст. Облачно, моросящий дождь. Загазованность норм. Возвращался от Кормашова».
На декабрь 1998 года в коллекции Николая хранились 563 образца воздуха, учет он вел строго. Чего тут только не было: городской воздух и сельский, лесной, степной, болотный, зимний, летний, весенний, осенний, высокогорный, воздух из шахт и подземных пещер, из кабины пилота авиалайнера и из ходовой рубки сейнера, из стеклодувного цеха и с полей аэрации, воздух с пожара в гостинице «Россия» и воздух из горящего в результате артобстрела «Белого дома», воздух с кондитерской фабрики «Большевичка» и из гальванического цеха завода «Динамо»…
Особую гордость коллекционера вызывали законсервированные образцы воздуха пилотируемой космической станции «Мир», родильной палаты городской клинической больницы № 5, камеры смертников Владимирской тюрьмы, Мавзолея Ленина, рабочего кабинета шестнадцатого президента США, затонувшей атомной подводной лодки «Комсомолец» и библиотеки Ивана Грозного.
Но жемчужиной его собрания был маленький пузырек, в котором Николай хранил последний выдох своего отца.
* * *
Игорь Николаевич был еще не старым, но уже изрядно выжившим из ума человеком. Лучшие свои годы он провел в кресле начальника первого отдела крупного оборонного предприятия. Поэтому Игорь Николаевич собирал пишущие машинки.
Именно собирал, доведя до абсолюта требования инструкции советских времен, согласно которой всю принадлежащую учреждению копировальную технику на период праздников надлежало сдавать в первый отдел с обязательным опечатыванием помещения.
Коллекция Игоря Петровича, в которую входили машинки марок «Ятрань», «Москва», «Ленинград», «Идеал», «Любава», «Листвица», «Оптима», «Эрика», «Мерседес», «Ундервуд», «Роботрон», хранилась в отдельной комнате, постоянно опечатанной при помощи аккуратного оттиска латунной печатки на специальной пластичной пасте, заполняющей так называемую «чашечку», внутри которой проходила вощеная веревочка. Данное незамысловатое приспособление полностью исключало возможность несанкционированного проникновения в помещение посторонних людей.
Дверь вскрывалась лишь в случае приобретения новой модели, с которой коллекционер тут же снимал отпечатки литер. Происходило это следующим образом. Игорь Степанович заправлял в машинку два чистых листа бумаги с проложенной между ними копиркой и отпечатывал вверху ее название, модель и заводской номер. Затем три раза переводил каретку и отпечатывал следующий текст:
йцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюё
