Даже сейчас не вполне понятно, каким образом Катаеву, благополучнейшему советскому классику, удалось провести повесть сквозь цензурные рогатки. Возможно, это еще когда-нибудь выяснят, но одесский исследователь Сергей Лущик ставил другую задачу: подготовить текстологически корректное, комментированное издание повести «Уже написан Вертер».
Последовательно, скрупулезно, суммируя достижения немногочисленных предшественников, Лущик выстроил фактографическую канву повести. Основываясь на архивных материалах и одесской периодике, он установил, что Катаев удивительно точно — подневно — описал события, имевшие прямое отношение и к его семье, и к семьям его друзей и знакомых.
Так возникла документально подтвержденная версия судьбы прототипа главного героя повести — художника Виктора Федорова, сына популярного в предреволюционные годы писателя Александра Федорова. Именно Александр Федоров был описан Катаевым в «Траве забвения», его автор называл своим первым наставником в литературе. Установлен и прототип чекиста, бывшего эсера, и писателя, спасшего героя повести, и т. п. Установлено также, что не было знаменитого заговора, о котором столько рассказывали мемуаристы из «компетентных органов». Была обычная чекистская провокация, цель которой — не просто уничтожение тех, кого большевики считали потенциально опасными, но и превентивное устрашение всех жителей города. Кстати, участие в заговоре некогда инкриминировали Катаеву и его младшему брату. И освобождением из тюрьмы оба они обязаны хлопотам знакомого литератора.
А еще установлено, что не было и жестокого, но по-своему честного чекиста. Были заурядные убийцы. Кто-то из них дожил до пенсии, кого-то расстреляли, причем не в 1920 году и не за излишнюю гуманность, а много позже — когда и поскольку пришло время менять исполнителей.
В общем, почти все было почти так, как описал Катаев в повести «Уже написан Вертер», только еще проще и страшнее, что и доказывает Сергей Лущик.
Книга, им подготовленная, — результат коллективных многолетних изысканий. Основная текстологическая работа — устранение цензурных купюр и различного рода искажений — выполнена преимущественно наследниками писателя, сверившими прижизненные публикации повести с рукописями. Комментатор указал источники и наиболее важные разночтения. Что же касается собственно «Реального комментария к повести», то его объем (девятнадцать глав) почти в три раза превосходит объем комментируемого текста. Издание снабжено словарем персоналий, справочный аппарат оформлен так, чтобы им было удобно пользоваться не только составителю, но и массовому читателю (в наши дни — редкая деликатность), изобразительные материалы, включенные в книгу, удачно дополняют ее, помогая составить впечатление о «топографии» катаевской повести, своеобразном колорите эпохи, о прототипах героев и ходе работы комментатора.
О достоинствах работы Лущика можно сказать многое, но есть в ней и недостатки.
Прежде всего решается не та задача, что изначально поставлена: «Реальный комментарий к повести» таковым не является. Это скорее фрагменты монографии о творчестве Катаева, монографии весьма интересной, однако монография — другой жанр.
Путаница с жанрами закономерна. Ведь автор убежден, что реальный комментарий — это, как он выражается, «расшифровка»: выявление реальных событий, на которых основывается писатель, реальных лиц, ставших прототипами литературных героев, и т. д. Спору нет, в монографии задачи подобного рода могут быть и главными. Но для реального комментария они разве что факультативны. Реальный комментарий — пояснение реалий. Причем не всегда тех, что интересны краеведу. Выявление прототипов уместно здесь постольку, поскольку необходимо для пояснения исторических реалий, не более того. У комментария, опять же, своя — традиционная — структура. Он структурно совпадает с комментируемым текстом. Может быть, структура монографии покажется многим более удобной, но опять же: монография — другой жанр.
Примечательно, что «Реальный комментарий к повести» снабжен вступлением с характерным заглавием «Зачем нужен комментарий?». Отметим, что тем, кому нужно такое объяснять, комментарий не нужен. «Комментарий, — утверждает автор, — не ставит литературоведческих задач анализа стиля и приемов блестящей катаевской прозы, это дело будущих исследователей». Непонятно, почему он так уверен, что литературоведы заняты исключительно анализом «стиля и приемов», а текстологический, историко-литературный и реальный комментарий — дело не литературоведческое.
К сожалению, не только автор «Реального комментария к повести» запутался в жанрах. Евгений Голубовский, написавший предисловие к рецензируемой книге (малоинформативное), убежден, что «в наше время комментарий стал новым литературным жанром, где история не разрушает прелесть изящной словесности». Почему «новым», почему именно «в наше время», почему, наконец, история должна разрушать эту самую «прелесть» — ему виднее. Тут, как говорится, комментарии излишни.
Впрочем, недостатки здесь не принципиальны. Главное — сделана большая и очень важная работа.
