Новый мальчик. Хлопот полон рот - [73]

Это было таким мирным временем после горечи потери Соломона и Шебы, словно мы вошли в гавань после бури. Вот что, сказал Чарльз однажды вечером, когда мы сидели у камина — Сили у меня на коленях, Шебалу у него, а Аннабель довольно жует сено у себя в конюшне, — все у нас идет так хорошо, что он подумал, не пора ли приступить к перестройке коттеджа.

Собственно, мы планировали это уже давно. Некогда наш коттедж был типичным коттеджем западных краев: маленький, беленый, крытый красной черепицей с двумя комнатами наверху, двумя внизу и сзади — сарай для повозки. Предыдущие владельцы превратили две нижние комнаты в одну, а на месте сарая пристроили кухню и ванную. А мы добавили прихожую, чтобы не входить с улицы прямо в гостиную, а еще теплицу, оранжерею, гараж в конце сада и конюшню для Аннабели по ту сторону дороги. Сверх этого нам особенно много места не нано, сказали мы. Хотя, конечно, неплохо бы обзавестись ванной комнатой наверху, чтобы гостям не надо было проходить через гостиную в халатах. А тогда можно будет старую ванную и коридор присоединить к гостиной, сделать альков для столовой, который тоже будет очень полезен. А уж если мы будем строить ванную наверху над теперешней, так можно построить комнату над кухней… нет, нам нужен кабинет, правда, нужен.

Безусловно! Ведь наша маленькая свободная комната уже не вмещала бумаги, книги, мольберт Чарльза, мою пишущую машинку, паруса для каноэ, рояль (чтобы я могла упражняться в необходимом уединении) и, когда мы проводили вечер не дома, два ящика с землей на всякий случай. Если у нас кто-нибудь гостил, все, кроме рояля (он весил полтонны), надо было перетащить к нам в спальню. А гостям приходилось держать свои вещи на рояле, отправляться вниз по естественной надобности, и, если мы открывали дверь спальни, когда они проходили мимо, мольберт имел обыкновение опрокидываться наружу и промахиваться по ним самую чуточку. Все они были наши близкие друзья, но порой вид у них делался совсем ошарашенный.

Да и в ванной все было устарелым. Ванна — как колода, из которой поят лошадей, унитаз с бачком вверху и очень длинной цепочкой, которая часто оставалась в руке очередного гостя. Насколько все это отдавало стариной, мы поняли, когда недавно у нас гостил родственник из Саскачевана, навестивший нас впервые. Он вошел в ванную, а затем выскочил из нее, кинулся к своей жене, которая стояла на лужайке, и, весь сияя, сказал взволнованно:

— Нелли! Иди посмотри! У них эта штука, за которую надо дергать!

На Нелли это произвело неописуемое впечатление, и она сразу же отправилась посмотреть эту старинную английскую реликвию. В прериях Саскачевана, как выяснилось, бачки располагались прямо на унитазах, а отопление было центральным. Совсем не хижина с высокой поленницей, за которой трубит лось, как романтично рисовало мое воображение.

Все указывало, что надо заняться перестройкой. Мы и так слишком долго ее откладывали, зная, во что на время строительства превратится коттедж, и жалея кошек. Соломон и Шеба старели, и стук, грохот вывели бы их из равновесия. Соломон в особенности был крайне нервным котом и месяцы бродил бы в полном ошеломлении.

А теперь у нас кошки были юными, с железными нервами и здоровьем под стать. А когда я поежилась при мысли о грудах мусора, Чарльз предложил мне лучше подумать о том, как нам будет хорошо, когда коттедж станет настолько просторнее.

И Чарльз занялся планами, которые решил вычертить сам — кошки сидели на столе и следили, как он это делает, а я предалась собственным мыслям. Чарльз сказал, что кое-что возьмет на себя. Малярные работы, сказал он. А возможно, и кое-какие плотницкие. А уж мусор он, безусловно, уберет сам… И тут я внесла свое предложение. Пожалуй, я научусь водить машину.

Чарльз вряд ли перепугался бы больше, если бы я выразила желание научиться летать. Много лет назад он сам давал мне уроки вождения, но особым успехом они не увенчались. Для начала у меня ничего не получалось с задним ходом. Правда, попробовала я только один раз… Когда разворачивалась на шоссе, а тут появилась автоцистерна и нетерпеливо взревела, требуя, чтобы ее пропустили. И Чарльз, смутившись, что мы задерживаем движение, сказал: «Назад! Побыстрее! Давай задним ходом в те ворота!» И смутился еще больше, когда я выполнила его команду. Вот его никто не учил, как давать задний ход, сказал Чарльз, когда автоцистерна ликующе промчалась мимо. У него это получилось автоматически. Всего три урока он взял и начал ездить самостоятельно… И как это я умудрилась опрокинуть этот столб…

Об этих трех уроках Чарльза я наслушалась очень много. Когда он сказал: «Затормози, пропусти овец», — а я выскочила с машиной на обочину. Когда я обогнала другую машину, чего, по его мнению, делать не следовало. Всякий раз, когда я пыталась завести нашу машину на подъеме. Вот у него никогда никаких затруднений не возникало, говорил Чарльз, пока мы неумолимо сползали назад. Нет, он просто не может этого понять. Господи, почему я не включила сцепления!

Именно когда дело дошло до попыток завести машину на подъеме, моим урокам внезапно пришел конец. Мы приближались к перекрестку вверх по склону на абсолютно пустом шоссе. «Остановись, — сказал Чарльз. — Посмотри направо… посмотри налево… еще раз направо… Теперь выезжай на перекресток, только осторожно… не рви сцепления…» Случилось то, что не могло не случиться: мы поползли назад. И с той же неизбежностью, когда я послушалась Чарльза и включила сцепление, нас тряхнуло так, словно нас обвила петля лассо, затем мы продвинулись вперед, подпрыгивая на манер кенгуру, и встали, отвратительно лязгнув.