Новый мальчик. Хлопот полон рот - [26]

На больших досках, пояснили наши друзья, под стать спинкам стульев… Сразу стало ясно, что темно-оранжевое букле для их цели не подойдет: не прошло и двух-трех дней, как оно превратилось в подобие дырявой мешковины (причем и цвета мешковины). Столь же очевидно не подошел и темно-серый твид: цвет не пострадал, но он обзавелся ворсом почище бобрика. В конце концов, они остановили выбор на тускло-зеленом, плотном… думаю, вы назвали бы его бумажным репсом. На его образчик кошки даже не взглянули, сообщили владельцы, а специалист-обойщик сказал, что эта материя им, очевидно, не по когтям.

Естественно, не взглянули, когда в их распоряжении имелись и букле, и твид, и укрепляющий когти плюш! Но едва экспериментальные доски были убраны и вместо них появились три стула, щеголяющие зеленым туго натянутым репсом, оказалось, что он им очень даже по когтям, сказали их владельцы. Пара недель — и они начисто выдрали у них спинки. Нет, никакие доски с образчиками для точки когтей не помогли. Паломничество они совершали только к зеленым стульям.

Да и мы сами, естественно, прошли через все это. Только Богу известно, сколько каминных ковриков изничтожил Соломон, ликующе натачивая когти точно на середине (испытывал свою Силу, сказал он). Мы попробовали, уходя, накрывать коврик резиновым ковриком из машины, но из этого ничего не вышло. Соломон просто начал играть в подземные ходы под ним и — мы же теперь его не видим, сообщил он радостно, и, значит, не знаем, чья это работа, ведь правда? — точил когти на середке каминного коврика еще усерднее, чем раньше.

Кожаное кресло в прихожей Шеба превратила в великолепное шагреневое, но только дырявое. А то, как Соломон изничтожил дорожку на лестнице? А его утренняя зарядка на кровати? Он с таким упоением подтягивался на матрасе из года в год, что из прорех теперь повсюду торчала набивка. А пытаться его остановить было бесполезно. У него повышается настроение, говорил он.

Так почему, имея за спиной такой богатый опыт, мы решили, что с Сили все будет по-другому? Но «вечна надежда» и так далее. Да и выглядел он таким безобидным и малюсеньким. Невозможно было вообразить, как он что-нибудь портит или бьет.

Вскоре никакого воображения нам не потребовалось. На второй его день у нас мы было заперли его в прихожей, чтобы спокойно поесть, но вскоре решили впустить в комнату, потому что не могли дольше терпеть его воплей. И наверное, ему вредно, сказал Чарльз, так надрывать свое бедное сердечко… Ну, так он открыл дверь, и я все еще смеялась тому, как Сили пронесся через комнату, точно борзая по беговой дорожке, а он уже перемахнул через мое плечо и приземлился точно в моей тарелке. Мчался он к креслу позади моего стула, как к трамплину для прыжка на стол. Стал бы он бегать по комнате просто так!

С этих пор, едва входя в комнату, он направлялся к этому креслу. Либо как к наиболее прямому пути на стол, если мы сидели за столом, а если не сидели, то как к прекрасной стартовой площадке для показательных акробатических номеров, или же, когда ему было скучно, он ползал по спинке, цепляясь коготками… и с особым усердием после того, как обнаружил, что это доводит меня до белого каления.

И еще как доводило! Номер со стартовой площадкой был особенно эффектным. Сили влетал в комнату, в прыжке ударялся о спинку кресла под углом мотоциклиста на Стенке Смерти всеми четырьмя лапками, а затем галопировал кругами, будто по цирковой арене. Зрелище, бесспорно, бесподобное и всегда вызывало бурные аплодисменты зрителей. Но когда Сили кидался на спину и, цепляясь коготками, ерзал по практически новому чехлу, а затем, все также лежа на спине, хитренько поглядывал из-за ручки круглым голубым глазом, проверяя, а как это на меня подействует, я действительно приходила в ярость. И я кричала на него, называла гадким котенком, а ему только того и требовалось: с дьявольским злорадством Сили принимался бегать по сиденью.

Теперь то, как Сили волок себя по одной стороне сиденья, ожидая нагоняя, а затем, удвоив скорость, проделывал то же вдоль спинки и второй ручки, прочно вошло в распорядок нашего дня. Как и упражнения Сили сбоку матраса — что, утешал меня Чарльз, показывает, насколько похожим на Соломона он вырастет.

Не желая оставаться в стороне, Шеба также принялась точить когти на стульях в столовой. Конечно, очень приятно видеть, что она так хорошо себя чувствует, говорила я, но лучше бы она нашла себе другое развлечение… Естественно, увещевала я ее впустую. Она точила когти на стуле, чтобы привлечь внимание Сили; он подбегал, прятался под стулом и возбужденно тыкал в нее лапкой, она тыкала в ответ, он карабкался, чтобы добраться до нее… Вот так у меня на глазах гибла томатного цвета обивка моих стульев. Бац — и все тут.

Но гибла не только обивка. Сили, изгоняемый в прихожую, пока мы ели, принялся за противосквознячную обивку двери, видимо решив, что стоит ее убрать, и он сможет протиснуться в щелку под дверью. А потому после нескольких негодующих протестов он обнюхивал обивку, садился и приступал к ее удалению. Была она из желтого пенопласта, и разбросанные по красному ковру прихожей ее обрывки не только сразу бросались в глаза, но и роковым образом напоминали кусочки бисквитного торта.