Новый Макиавелли - [3]

Через шесть месяцев Гордон и Тони посетили Вашингтон, что дало мне возможность представить их команде Билла Клинтона, способствовавшей его победе на президентских выборах. С тех пор я не терял связи с Тони Блэром и немало удивился, когда после его избрания лидером лейбористов (1994) мне позвонил Питер Мандельсон и спросил, не желаю ли я работать на Тони. Я сказал, что желаю, ведь должность предлагали серьезную — глава администрации. Я был приглашен в Лондон на собеседование (правда, за авиабилет пришлось платить из собственного кармана) и имел с Тони весьма поверхностный разговор. Мы общались в пустом (во всех смыслах) кабинете лидера оппозиции Палаты общин. После чего я был отправлен в великолепную Палату лордов, где лицезрел устрашающего Дерри Ирвина — теневого лорда-канцлера, и уж он-то устроил мне почти допрос с пристрастием. Дерри сообщил, что моя речь слишком быстрая и потому трудна для восприятия «братьев», однако одобрил мою кандидатуру, и мне отдали предпочтение перед другими кандидатами — на мой взгляд, куда более подходящими. А я ведь едва знал Тони Блэра и не был вскормлен партией лейбористов. Дело в том, что Тони хотелось взять на должность не политического поденщика, но человека с опытом работы в правительстве, дабы продемонстрировать серьезность собственных намерений в получении квартиры № 10 на Даунинг-стрит. И вероятная неискушенность кандидата в политике лейбористов отнюдь не смущала его.

Через три года я стал главой администрации на Даунинг-стрит, 10; я занимал этот пост с мая 1997 по июнь 2007-го и лишился его с приходом Гордона Брауна. Иными словами, через полтысячелетие после Макиавелли я повторил его карьерную траекторию. Макиавелли также был центральной фигурой в правительстве, имел дело с администрированием и политикой, решал дипломатические и военные задачи. Когда мой «государь» получил отставку, я также отправился в своего рода внутреннее политическое изгнание, в каковом изгнании написал эту книгу.

Макиавеллиевского «Государя» я прочел еще студентом; на Даунинг-стрит, 10 я часто ощущал потребность в современном практическом руководстве, этаком учебнике о власти и способах ее удержания. Правда, о власти в Британии написано немало блестящих учебников; но авторы — от Энтони Сэмпсона до Вернона Богданора и Питера Хеннесси — рассказывают главным образом о том, как система должна действовать, а не о том, как она действует на практике. Мне же хотелось прочесть книгу, основанную на опыте моих предшественников; мне хотелось учиться на их триумфах и провалах. А книги такой не было.

Влияние трактата «Государь» на более позднее политическое мышление поистине велико, учитывая, что книга составляет меньше сотни страниц и была написана в короткий период с июля 1513 по январь 1514 года. С самого момента написания политические философы, а также правители, мнившие себя философами, либо подвергали «Государя» нападкам, либо превозносили до небес; единственное, что им не удавалось, — это игнорировать трактат Макиавелли. В 1605 году Фрэнсис Бэкон писал: «Мы весьма признательны Макиавелли и другим мыслителям, кои сообщают нам о деяниях людей, а не о том, что людям следовало бы содеять». Работа английского республиканца Джеймса Гаррингтона «Республика Океания» (1656) была вдохновлена Макиавелли. Прусский король Фридрих Великий в 1739 году сочинил «Анти-Макиавелли, или Опыт возражения на Макиавеллиеву науку об образе государственного правления». Отчасти сей труд преследовал цель убедить прусский народ в том, что сам Фридрих ничуть не похож на Макиавелли. Руссо называл «Государя» книгой республиканцев. Наполеону приписывают фразу: «“Государь” — это единственная достойная внимания книга»; говорят, Наполеон держал ее под подушкой. С точки зрения Гегеля, Макиавелли был гениальным человеком, провидевшим необходимость объединить хаотичную группу слабых княжеств в одно сильное государство. Историк Томас Маколей считал Макиавелли либералом-прагматиком. Карл Маркс пытался дать оценку идеям Макиавелли, а Фридрих Энгельс говорил о нем как о человеке, «свободном от мелких буржуазных предрассудков». Философ Бертран Рассел приклеил к «Государю» ярлык «пособие для гангстеров». Муссолини назвал его «vade-mecum[3] для государственных людей». Антонио Грамши, лидер итальянских коммунистов, которого Муссолини заключил в тюрьму, полагал, что в «Государе» предречен приход диктатуры пролетариата, и даже весьма смело назвал Макиавелли одним из предыдущих земных воплощений Владимира Ленина. Философ Исайя Берлин подчеркивал, как удивительно, что столь небольшая по объему и вроде бы предельно ясная книга имеет такое количество толкований. В эссе, написанном в 1972 году, Берлин насчитал более двадцати толкований, в которых Макиавелли снабжен самыми разными эпитетами — от «Антихриста» до «гуманиста».

Макиавелли, следовательно, не понят именно из-за своей оригинальности. Ему первому удалось выскользнуть из смирительной рубашки августинианского универсализма, которая связывала его предшественников; Макиавелли первым стал считать, что естественный миропорядок не учрежден Богом, а обусловлен неизменной человеческой природой. Макиавелли не оспаривал законов, которым подчинялись его предшественники, — он эти законы просто игнорировал. Он не был атеистом, но Бог и религия в его трудах существенны лишь постольку, поскольку являются инструментом социального контроля. Макиавелли — первый писатель, делавший ставку на власть и на способы ее использования и удержания в утилитарном, а не в утопическом ключе.