Новый круг Лавкрафта - [176]

И я вошел внутрь, удивляясь, сколько же здесь пыли, ох уж эта пыль, она повсюду набьется, и в нос лезли дразнящие запахи прошлого. Любопытно — ведь запах способен пробудить в нас воспоминания с молниеносной, потрясающей скоростью… И я целиком и полностью погрузился в запахи старой церкви.

Вскоре я обнаружил себя сидящим на скамье, некогда принадлежавшей нашей семье. И ностальгия едва не захлестнула меня с головой. Не знаю, сколько я так сидел, перебирая в уме воспоминания юности. Они проносились в голове с неимоверной скоростью, десяток в секунду, не менее…

Вокруг царил такой покой, что тишина едва ли не звенела у меня в ушах. И тут мне показалось, что в этой тишине, в этой полной и абсолютной тишине я могу, если захочу, если очень сильно захочу, расслышать с кристальной четкостью голоса моих матушки и батюшки, и всех моих друзей. Услышать, как мы распеваем старинные гимны. Слезы едва не навернулись мне на глаза — впрочем, думаю, что многие склонны прослезиться в такие моменты. Я оплакивал утраченную свою невинность.

И жизнь вдруг показалась мне такой преходящей и никчемной.

Однако я очень быстро очнулся от раздумий. Сидя здесь, я полагал, что нахожусь совершенно один — в этой тихой, молчащей церкви и позабытом всеми городке. И мне и в голову не могло прийти, что это не так. Но вдруг откуда-то из подвала церкви, прямо у меня из-под ног, донесся тяжелый глухой удар, словно бы что-то весьма увесистое грохнулось на пол.

Несколько секунд я напряженно прислушивался — тишина. И вдруг снова что-то грохнуло — да, сомнений быть не могло, звук доносился весьма отчетливо. Тишина — и снова в стену ударили чем-то очень тяжелым.

Иногда случается так, что мы совершаем — совершенно беспричинно! — глупые поступки. Действуем иррационально — и потом совершенно не можем объяснить, зачем и почему мы так поступили. Теперь-то я понимаю, насколько безумными были мои следующие действия. Однако тогда мне показалось, что это вполне естественное стремление.

Одним словом, я не нашел ничего лучшего, чем пойти вниз в подвал и посмотреть, что же могло произвести там такой шум. И неважно, что в тот момент я находился в полном одиночестве в совершенно заброшенном здании — в котором, по здравом-то размышлении, не могло и не должно раздаваться странных звуков по той простой причине, что в здании не должно быть никого, эти звуки производящего.

Я быстро отыскал дверь в подвал. Она с трудом подалась — немудрено, ее столько лет никто не открывал. Нетерпеливо пихая ее плечом, я сумел открыть ее ровно настолько, чтобы сунуть нос внутрь и осмотреться. Конечно, со стороны это выглядит совершеннейшим безумием, но я дергал за ручку, суетился и налегал на крошащееся от старости дерево, поднимая крошечные смерчи из слежавшейся пыли. Поднятый мной прах кружился в ярких солнечных лучах, пробивавшихся сквозь витражные окна.

А внизу, меж тем, стало тихо. Настолько тихо, что эта тишина звенела у меня в ушах.

Узкая деревянная лестница в подвал прилично подгнила, и я снова подумал: а ну как провалится вместе со мной, а вокруг никого, никто даже не узнает, как я погиб. Однако настрой у меня был самый решительный, и я быстро выкинул такие мысли из головы.

— Эй! — крикнул я. — Э-эй! Кто здесь? Отзовитесь!

Странно, что мне не пришло в голову задуматься: интересно, а как вообще здесь кто-то может оказаться?.. Вот что возбуждение делает с людьми… Пол покрывал толстый слой пыли, доселе никем не потревоженный. Единственные следы на нем принадлежали мне. Что ж, оставалось признать — здесь никого, кроме меня, нет.

Еще на лестнице я заметил, что наверху пыль тонкая и сухая, а здесь — темная, почти черная и маслянистая или даже восковая на ощупь — чем-то она напоминала мастику. Видимо, причиной тому была влажность, ускоряющая всякое разложение, — подвал как-никак, а рядом река. А еще воздух здесь казался заплесневелым и спертым, словно бы подвал наглухо закупорили много лет тому назад.

Я принялся осторожно спускаться. Черная пыль лежала повсюду и скользила под ногами — только свалиться мне не хватало, мелькнуло в голове.

— Э-эй! — снова позвал я.

И тут же понял, как, должно быть, глупо выгляжу. И в самом деле, кому здесь еще быть? А звуки — ну что звуки, мало ли, что это может быть. И я улыбнулся, понимая, что поддался глупому и наивному порыву.

Свет в подвал проникал через два крохотных окошка, расположенных на уровне земли. Их покрывал, конечно, неимоверный слой грязи, но света оказалось вполне достаточно, чтобы видеть, куда идешь. И вскоре я уже стоял у подножия деревянной лестницы и чувствовал себя настоящим героем и предвкушал, что сейчас мне откроется нечто очень любопытное.

Стены подвала облицованы были песчаником: массивные, основательные, практически в фут толщиной (судя по тому, как глубоко сидели в камне окна). И повсюду, повсюду их покрывало что-то серо-красное — и уже знакомый мне маслянистый черный налет. А еще на стенах проступали капли влаги, от затхлой сырости становилось все труднее дышать, и… — одном словом, вы меня поняли. Сущая мрачная сырая темница, а не церковный подвал.