Новый круг Лавкрафта - [167]

— Я пойду прогуляюсь, Винзор, — заявил он. — Ну, по городу. К матушке зайду.

Я предложил подвезти его на машине. Он отказался. Я уперся и сказал, что провожу его хотя бы до трамвайной остановки. Он неохотно согласился. А когда мы вышли на улицу, Энейбл тут же свернул не в ту строну — прямиком к лесу. Я бросился за ним, он перешел на бег. Так мы трусили друг за другом, оскальзываясь на обледеневшей мостовой. Но я быстро его догнал — куда ему было тягаться со мной, с его-то ослабленным организмом. А когда он не отозвался на мою просьбу остановиться, мне не оставалось ничего иного, кроме как схватить его и повалить в сугроб у обочины.

— Сегодня ночью!.. Я должен быть там!.. Я должен, должен прорваться за Врата!.. Я должен достичь единения с Ним! Оставь меня! — рычал он.

Когда Энейбл осознал бесполезность сопротивления, я отпустил его и поднял на ноги. Крайне неохотно он последовал за мной в дом. Мы оба насквозь промокли, ибо извалялись в снегу, и оставаться снаружи было бы чистой воды безумцем — к тому же на улице резко холодало. Энейбл хрипло, с присвистом дышал.

Он, конечно, бранил меня на чем свет стоит, но я заверил его, что сослужил добрую службу его и без того ослабленному здоровью — идти ночью в такую погоду к Уступу было бы равносильно самоубийству. Мой друг в ярости влетел к себе в комнату и с грохотом захлопнул за собой дверь. Я просидел в гостиной до полуночи — вдруг ему взбредет в голову повторить попытку побега? — а потом пошел спать.

Не знаю, в котором часу я проснулся (будильника в темноте разглядеть не получалось). Но вскоре стало понятно, что разбудил меня ветер, гремевший крышками мусорных баков во дворе под моим окном. Однако ветер выл и свистел слишком громко — так, словно бы гулял по самой квартире. Я выплелся в гостиную, посмотреть, что случилось. Судя по завываниям и шуму, доносившимся из комнаты Энейбла, там было настежь открыто окно.

Ветер надрывался и скулил, но был ли то ветер?.. Странное, неестественное поскуливание перекрывал высокий, но сильный голос, который явно не мог принадлежать моему соседу по квартире:

— Говард Энейбл, тебе известно, что столь любимая тобою Новая Англия — не более чем сумма красивых видов городских крыш на закате, и ты наслаждался этим видом с высоты твоих снов. Об этом ты мечтал и не находил искомого, и страдал все эти долгие годы… Старый Аркхэм, островной Иннсмут, полнящийся слухами Кингспорт, Бостон и его населенный гулями Норт-энд, Провиденс, славящийся съездами ювелиров, — все они лишь бледные отражения подлинных видов и мест, которые лишь проглядывают через них: ты же желаешь увидеть базальтовые башни Дилат-Лина, ароматные джунгли Кледа, Плато Ленг, Йит, огромный многоколонный Й’ха-нтлеи. Столь любимый тобой особняк прапрапрадеда в стиле греческого возрождения, с террасой на крыше и ионическими колоннами — не более чем воспоминание о некоем ониксовом, безоконном маяке на ночном Югготе. А когда тебе нестерпимо хочется облачиться в панталоны и надеть парик, на самом же деле ты желаешь носить нечеловеческие облачения, невероятные золотые тиары и запястья Глубинных… Но скоро, Говард Энейбл, совсем скоро ты сможешь войти под Своды Зина и пировать с гастами и Гугами!..

О Боже! Какой-то безумец залез к Энейблу в комнату, проник через открытое окно со стороны заднего двора! А может, это вернулся Харпер или кто-то еще из сектантов? Я включил лампу у придиванного столика. Выглянув в окно гостиной, я увидел, что миссис Делизио зажгла свет в комнате, выходящей на задний двор.

— Я есмь Врата, — продолжил завывать голос. — Врата ньше открытые, готовые принять тебя. Осмелишься ли войти? Приди, о приди же, не медли, приди!..

И тут я понял, что не в силах более слушать всю эту чудовищную чушь. Постучавшись, а затем навалившись, обнаружил, что дверь приперли каким-то тяжелым предметом мебели — судя по всему, кроватью. На мои удары — я изо всех сил налегал на нее плечом — двери не поддавались. Ветер выл и свистел на тысячу демонических голосов — и до моих ушей не долетал более юношеский голос, который теперь — как я понимаю, был мне знаком, ибо его обладателя я уже видел — только грохот падающей мебели и сворачиваемых с полок книг.

Отчаяние и страх за товарища придали мне сил, и я ворвался в комнату, со скрежетом отодвинув то, что стояло за дверью. В ноздри ударил чудовищный смрад, и я отшатнулся, едва сдерживая рвотные позывы, однако успел заметить, как к окну метнулось что-то здоровенное, белое, текучее и липкое. Оно сигануло на подоконник и со звоном разбитых стекол вылетело через раму наружу. Я чудом не попал под град острых осколков и рванул в комнату Энейбла — там уже ничем не пахло, как ни странно… Выглянув из разбитого окна, я ожидал увидеть бездыханные трупы своего друга и его похитителя на земле внизу. Однако там лишь стояла миссис Делизио в ночной сорочке и шали, без сомнения, привлеченная звуками бьющегося стекла и треском деревянной рамы. Однако непосредственно под окном помимо мусорных баков и вылетевших из окна осколков не было ничего, абсолютно ничего! И тогда я посмотрел вверх — посмотрел в сторону Уступа Дьявола — посмотрел вверх на зимнее небо, в котором словно бы открылись врата в иной мир, врата, полные невыразимого белого сияния, что переливалось в совершеннейшем безмолвии.