Новый Гольфстрим - [19]

Виктор Николаевич опустил глаза.

— Пять минут прошли, — сказал он, посмотрев на часы. — Твой врач строг и неумолим.

В этот день к вечеру состояние Измаила Ахуна стало еще более тяжелым.

Входя в затемненную портьерами комнату, где лежал отец, Вера Александровна напрягала все силы, чтобы удержать слезы.

Теперь она часами просиживала у постели отца. Она видела, что отец не хотел бороться с болезнью. Равнодушно принимал он старания врачей.

— Я думаю, в этом вся причина болезни, — сказала Вера Александровна врачу свои предположения.

— Вы верно установили диагноз, — ответил доктор. — Высший аппарат, управляющий и регулирующий всё внутреннее хозяйство организма — это кора головного мозга. Сердечно-сосудистая система, как и все органы тела, всегда под действием коры головного мозга. И если мысль, психика сильна угнетена, человек может умереть только от этого.

— Но что делать? Как вернуть ему желание жить? — с отчаянием воскликнула Горнова.

— Как?

Доктор пожал плечами. Это было не в его силах.

Жизнь, факты жизни, только они могут пробудить в больном желание, силу. Лекарства здесь бесполезны.

Так шли дни, проходили ночи.

— Что отец? — спрашивал Виктор Николаевич жену.

— Все так же. Я вижу, он не хочет жить, ты понимаешь.

— Ты похудела, побледнела, бедная. Я хотел бы сменить тебя.

Но оба они знали, что это невозможно. Появление Виктора Николаевича могло снова вызвать у больного волнение. Об этом предупреждали доктора.

Все эти дни Виктор Николаевич проводил на Шестой Комсомольской. Вместе с Петриченко, с инженерами он руководил работами по восстановлению разрушенного землетрясением хозяйства шахты.

На время он отложил свои дела и когда Петриченко начинал заговаривать о проекте Нового Гольфстрима, он отвечал:

— Будем делать то, что сегодня всего важнее.

Он увлекался работой. Пуск Шестой Комсомольской, казалось, был единственной целью, к которой он стремился, единственным его желанием.

Накануне торжества Горнов сказал Якову Михайловичу:

— Надо устроить так, чтобы отец мог видеть выход из шахты реки.

— Перенесет ли он волнение? Я слышал — большая радость, как и большое горе, может убить человека с больным сердцем.

— Посоветуемся с врачами. Что они скажут?

Река Ахун

Торжество на Шестой Комсомольской шахте состоялось через двенадцать дней после катастрофы.

Как и в тот памятный день, всюду пестрели шелковые халаты, белые костюмы, расшитые золотом, короткие до пояса бархатные куртки, тюрбаны, фески, панамы и белые пробковые шлемы. Слышалась речь чуть ли не на всех языках мира.

Сновали корреспонденты газет, фотографы, и кинооператоры, в поисках выигрышного места, влезали на уступы гранитной набережной, на крыши домов.

Весь берег, на протяжении многих десятков километров, вдоль, пока еще сухого, русла будущей реки и вдоль ее притоков, которые должны были появиться из десяти вспомогательных стволов этого огромного водоносного комбината, был занят толпами празднично одетых людей.

Пустыня, насколько хватал глаз, была усеяна самолетами, автомобилями, автобусами.

Трепетали в воздухе ярко расцвеченные флаги, красные знамена, ленты, плакаты. Неслись звуки оркестра и звонкие голоса песенников.

В доме Бекмулатова день рождения в пустыне многоводной реки переживался с особенным волнением.

Для Горновых, для собравшихся вокруг Измаила Ахуна близких друзей и соратников, это событие было торжеством победы, одержанной мелиораторами Мира-Кумов под руководством Бекмулатова.

Позади были тревоги, волнения, неудачи.

С чувством грусти смотрели они на сидящего в кресле старого академика. Безучастный, казалось, ко всему, что происходило кругом него, слабый и неподвижный, помутневшими глазами смотрел он на большой, во всю стену экран телевизора, установленный на этот день в зале.

Кинооператоры производили съемки и в то же время микрофотофоны передавали по всей Советской стране картины рождения реки Ахун.

Горнов сидел рядом с Измаилом Ахуном и держал в своей руке его большую, мягкую руку.

Когда появляющиеся на экране картины заставляли сильнее биться его сердце, он сжимал эту руку, но рука Ахуна оставалась вялой и безжизненной.

В памяти Горнова вставали воспоминания о тех далеких годах, когда он, еще студентом, с жаром помогал отцу в его работах.

Склонившись над столом и близко сдвинув свои головы, они рассматривали лежавшую перед ним схему геологических профилей Мира-Кумов, и отец делился с ним своими мыслями. Забыв о том, что рядом сидит только студент, он серьезно спрашивал у него совета.

На экране телевизора, между тем, проходили картина за картиной. В комнате слышалось тихое журчание подземных ручьев. Эти ручьи Виктор Николаевич только вчера видел в штреках Шестой Комсомольской, когда делал с Петриченко последний осмотр сооружений.

Воды, которые через несколько минут начнут выбрасываться наверх, вчера продвигались тонкими беззвучными струйками по щелям подземных пластов, падали каплями с нависших сводов, сливались в ручьи.

Вдруг в шум ручьев врезались звуки пропеллеров атомных насосов.

Экран начал передавать подъем воды. Бешено закружились воронки в водосборах. Вспенилась, закипела вода, с ревом устремляясь в широкие трубы. Она как бы спешила скорее выбраться из подземного заточения.