Новый год со спецэффектами - [68]

За время нашего с Наташкой отсутствия супруги Гусевы успели выработать правильную с их точки зрения тактику. Я смиренно уселась рядом и поскучнела – еще и получаса не прошло, как излагала Наташке все, что собиралась услышать.

Предчувствия меня не обманули. Василиса Михайловна тихо и доверительно каялась, рассказывая о своем состоянии сильного душевного волнения на грани помешательства, которое возникло у нее с появлением к праздничному новогоднему застолью зятя со своей молодой любовницей. К сожалению, теперь уже ничего не исправишь. Я вольна рассказать следствию всю правду, и Василиса Михайловна готова умереть в местах заключения. А она непременно умрет – здоровье-то слабое. Но беспокоит ее не это. Просто из солидарности сразу же погибнет Карл Иванович. А каково будет жить на белом свете сироте Машеньке, неся на себе клеймо дочери убийцы. Ощущая постоянное чувство вины перед преждевременно ушедшими из жизни родителями. Да и от Алечки нельзя будет скрыть правду. И все это из-за одного нехорошего человека – Рената, который уже через неделю вернется к своей любовнице живым и здоровым и будет тихо посмеиваться в кулачок над всеми.

Дверь спальни супругов Гусевых явно нервничала – слегка колебалась от активного подслушивания разговора Карлом Ивановичем. По всей видимости, он готовился выступить во вторую смену. Слушать одно и то же, пусть даже и в другом исполнении, мне не хотелось. Поэтому я сразу же твердо заявила:

– Василиса Михайловна, вы можете спать спокойно. Если получится. Я ничего не видела и ничего никому не скажу. Едва ли мы когда-нибудь еще увидимся, а на шантаж, как некоторые, я не способна. Будем считать, что эта половина дела улажена. А как вы уладите свои вопросы с бабкой Варварой, меня не касается. Хотя шутки у нее, прямо скажем, экстравагантные.

Реакция Василисы Михайловны на мои последние слова была не такая, как я ожидала. Она восприняла их достаточно спокойно. Такое впечатление, что вообще пропустила мимо ушей. Тщательно скрываемая радость от моего заявления о невмешательстве в дело о причинении телесного повреждения, не знаю какой степени тяжести, Ренату не померкла в ее глазах. Василиса Михайловна покончила с Наташкиной вешалкой и с довольным видом передала мне куртку в тот момент, когда сама Наташка со стопкой тарелок вошла в холл.

– Зачем ты вцепилась в мою куртку? Уговариваешь ее выполнить роль салфетки? Так их куча на столе. Кроме того, можно вытереть руки об универсальный самоочиститель – собаку.

– Заметаю следы преступления. У твоей куртки неожиданно оборвалась связь с вешалкой. Василиса Михайловна умело ее восстановила.

– Да шут с ней, с вешалкой. Там Машка тихонько плачет. – Наталья кивнула в сторону кухни и осторожно поставила посуду на стол. – Рената жалеет, Альку, родителей… Короче, всех, кроме себя. Вот что значит, выспаться! Если бы не выспалась, ничего кроме раздражения против всех не испытывала бы. Порывается пешком сбегать в больницу.

– Скажи ей, что Рената она там уже не застанет, – вырвалось у меня. – Ну, мне так кажется, – поторопилась я смягчить категоричность своего заявления. – Зачем почти здоровому человеку валяться на больничной койке, когда можно прекрасно отдохнуть дома… В смысле, где-нибудь подальше от запаха лекарств и дезинфекции.

– Дома у любовницы! – подвела итог Василиса Михайловна, бросив на меня торжествующий взгляд.

– Мужик с воза – кобыле легче! – отрезала Наташка. – Ир, пойди поговори с нашей кобы… Машуней, я хотела сказать. Предложила выдать ее замуж в течение месяца – не хочет. А вы, Василиса Михайловна, сидите! – заметив попытку Машуниной матери немедленно отправиться к дочери, заявила Наташка. – Машуня знает ваше негативное отношение к зятю. Вам что, хочется лишний раз заработать какой-нибудь нелестный титул?

Василиса Михайловна испуганно затрясла головой и с мольбой посмотрела на меня. Я медленно встала, повесила Наташкину куртку на место и направилась к Машуне.

Она усиленно делала вид, что плачет от лука, который нарезала к селедке еще час назад. Мне совсем не хотелось сообщать ей правду, поэтому я решила обойтись полуправдой:

– Маш, мне очень редко доводилось ошибаться. И это не мания величия. Тебе пока придется поверить мне на слово: Ренат очень любит вас с Алькой. Вы были и остались смыслом его жизни. Ты правильно делаешь, что жалеешь мужа. В самое ближайшее время я постараюсь доказать тебе все сказанное мной.

Машуня сквозь слезы смотрела на меня с надеждой. Много ли нам надо для утешения? Всего лишь чуть-чуть оживить ее слабый лучик.

– Да-да, – торопливо заговорила она. – Перед уходом Виктории у них с Ренатом была ссора. Неудобно признаваться, но я кое-что слышала. Эта девица все время требовала от него что-то, более того, сказала, что он может отсчитывать последние минуты своей жизни. Она точно ненормальная. Неужели действительно настолько в него влюблена?

– Ты не сказала об этом следователю, потому что боялась быть уличенной в подслушивании? Стыдилась Рената?

– В какой-то мере – да. Но в тот момент больше испугалась. Сначала за него, потом за себя. Плохо соображала. Подумала, что меня наверняка сочтут главной подозреваемой, поэтому, мол, я и пытаюсь спихнуть вину на соперницу. Если Ренат выживет, пусть все расскажет сам. Если не расскажет, значит, сам по уши влюбился в эту дрянь. Или очень жалеет. Только в случае его смерти я не стала бы молчать.