Новый год плюс Бесконечность - [16]

— Любопытно. Что же еще они говорят, эти слуги?

— Интереснее — не что, а — как, — возразил Арчибальд. — Они говорят о ней со страхом.

— Со страхом? О кукле? — недоверчиво проговорил баронет.

— Именно, — подтвердили хором оба слуги. — Все домочадцы ее боятся. С вашего позволения — очень боятся.

— Ах, вот как?

И Вадим призадумался.

Слуги же немедленно употребили эту паузу для ознакомления с содержимым очередной высокой бутылки с длинным, изящно изогнутым горлышком. Похоже, винные возлияния никоим образом не сказывались на этих личностях, столь непохожих внешне, и вместе с тем внутренне очень созвучных во многом. Они напоминали Вадиму две дудочки, разные и величиной, и высотой тона, которые размеренно и внимательно по отношению друг к дружке вели одну общую мелодию, но на два голоса. И к тому же что-то в них было, Вадиму странно знакомое; точно он встречал уже в жизни если и не самих слуг, то, во всяком случае, отзвук мелодии этих двух дудочек. Мелодии удивительной, необычной и сразу запоминающейся надолго.

— Вот что, любезные мои, — наконец решительно заметил баронет. — Думаю, пришла пора положить конец дурацким страхам, бытующим в этом доме. Принесите-ка мне сегодня эту куклу. Я на нее посмотрю, а потом велю, что делать дальше.

— Будет исполнено, — твердо сказал Пьер. После чего кивнул Арчибальду и тихо прошептал: — Ну, Затейник, это по твоей части.

— Слышу, Искусник, — процедил сквозь зубы Арчи и добавил уже обычным тоном: — Можете не беспокоиться, сударь, к сумеркам этот зубастик будет у вас. Но прошу учесть: к тому часу, когда фройлен имеет обыкновение отходить ко сну, куклу необходимо вернуть на прежнее место.

— Да, я тебя понял, — кивнул Вадим. — Но только почему же к сумеркам, а не сейчас? Что мешает это сделать, к примеру, сию минуту?

— Дело в том, сударь, — терпеливо пояснил Арчибальд, — что днем чертова кукла стоит в зале, прямо под елкой. И госпожа Мари строго-настрого приказала никому к ней не прикасаться. Нынче в сумерки слуги заканчивают уборку в зале, и в это время куклу как раз можно будет взять. Что Арчи и сделает.

И он тут же поднялся, оправил костюм и вышел из комнаты, не забыв, однако, прихватить с собой недопитую бутыль.

— Ясно, — сухо сказал баронет вслед закрывшейся двери. — И еще, Пьер…

— Слушаю вас, сударь, — Пьер почтительно наклонил голову в знак глубокого внимания.

— Почему вы так друг друга называете? Какие-то прозвища… У меня, кстати говоря, отменный слух.

Слуга молча внимал словам баронета, внимательно, но без подобострастия.

— Искусник, затейник… Кукла — и та зубастик?! — продолжил баронет.

— Первые два слова, — невозмутимо ответил слуга, — соответствуют складу наших с Арчи характеров. Мы очень разные, но всегда дополняем друг друга.

— Да, мне это тоже показалось, — саркастически сказал молодой человек.

— Что же до куклы, то осмелюсь лишь спросить, сударь. Вы видели ее прежде?

— Нет пока. А что? Какой-то солдат — в нем есть что-то особенное?

— О, да, — подтвердил Пьер. — Прежде всего, зубы.

— И что, большие зубы?

— О, огромные! — Пьер показал пальцами размеры, пожалуй что акульего клыка. — У них у всех такие — крепкие, острые, из наилучшей стали.

— У кого это — у всех? — не понял молодой человек.

— У всех кукол такого рода, — терпеливо объяснил Пьер. — Это ведь не простая кукла, господин Монтаг. Сейчас таких уже и не делают. У нее есть собственная функция, чрезвычайно полезная в доме. Это — щелкунчик.

Едва за окном стало смеркаться, Арчи пробрался в зал.

Накануне, после того, как больная удалилась в свою спальню, здесь открывали окна для проветривания. Теперь, в холодном воздухе елка благоухала еще сильнее, и Арчибальд некоторое время с удовольствием крутил носом, втягивая горьковато-сладкие запахи хвои и смолы. Одновременно слуга внимательно осматривал пустую залу, которую в будние дни освещали лишь редкие светильники, что было не удивительно в практичном и экономном доме советника медицины. Наконец ему наскучили елочные ароматы, и Арчи прямиком направился к высокому и раскидистому новогоднему дереву.

Под елкой в глубоких сугробах из свежей ваты стояли и лежали куклы, расписные деревянные звери и два батальона оловянных солдатиков, застывших в боевом порядке в самый разгар сражения.

Арчи сразу увидел игрушку. Щелкунчик стоял возле самого древесного комля, печально глядя на человека большими круглыми глазами. Вид у него был бы милый и трогательный, если бы не огромные зубы, тускло блестевшие и, по всей видимости, весьма острые. Рядом с игрушкой, очень большой, достигавшей колен Арчибальда, валялось несколько пустых скорлупок грецких орехов.

Механизм колки орехов был прост и понятен даже ребенку. Надо было просто вложить крепкий орех кукле в ее вечно разинутый рот, а затем дернуть бравого солдата сзади за косицу. Механизм мягко приходил в движение, и — кр-ра-кк! — скорлупа раскалывалась на две аккуратные ровные половины. Умная конструкция ограничителя позволяла не дробиться ядру и регулировать размеры ореха. Арчи знал устройство подобных кукол, ведь ему в жизни приходилось видеть в работе и не такое — даже мудреный китайский механизм для разбивания куриных яиц.