Новый Декамерон. 29 новелл времен пандемии - [34]

– Видишь миссис Крысу? Рассекает, как будто она тут хозяйка.

– Она и есть тут хозяйка, – откликнулся Зэм. – В некотором смысле.

Я бросил в нее кроссовкой. Не попал.

Только когда я встал, миссис Крыса рванула в дыру под парашей. Я заткнул дыру несколькими страницами «Дейли мейл».

Возня меня вымотала.

Я закрыл глаза и поплыл куда-то вниз.

Прогноз на сегодня: пасмурно, к вечеру дождь.

Вспоминал Джемму, последний раз, когда Кили привела ее в Уондсворт. Тогда ей было пять. Сейчас семь. Снаружи время может идти быстро или медленно. Здесь только медленно. Смертельно. Джем принесла в Уондсворт новенького Маленького пони, который Кили подарила ей на день рождения, сказав, что от меня. На самом деле дешевая подделка, но Джем не возражала. Она назвала его Черничным чертиком. Сказала, вообще-то он хороший, только немножко непослушный, так как писает в ванну.

– Вот дети чудны́е, да? – сказал Зэм.

* * *

День четвертый.

– Мистер Уилкокс, я доктор Ни, – представился лепила.

Поверх маски китайские глаза. И хоть у меня болело горло, ворота были открыты:

– Я бы предпочел доктора Да.

– Если бы я получал десять фунтов всякий раз, как мне приходится это слышать, я бы уже жил на собственной вилле где-нибудь на Каймановых островах.

Вроде он в адеквате. Засунув что-то в ухо, померил мне температуру. Проверил пульс. Взял из ноздри мазок.

– Тестирование еще прискорбно неточное, но я бы сказал, он у вас есть.

– Значит, меня ждет больничка, где тусуются симпатичные сестрички?

– Не меньше половины симпатичных сестричек больны, а больница переполнена. И камеры битком. До тех пор, пока вы просто неважно себя чувствуете, вам лучше выболеть его здесь. Поверьте.

Прогноз: до конца дня переменно.

Что-то со слухом. Когда Зэм спросил про специальную ковидную больницу в Восточном Лондоне, голос прозвучал откуда-то издалека.

– Они не берут заключенных, – сказал мне доктор Ни.

Это меня выбесило.

– Они боятся, что я подрежу свой ИВЛ и загоню его на e-Bay? Или те, кто пользуется гостеприимством Ее Величества, не заслуживают того, чтобы жить столько же, сколько и все?

Доктор Ни пожал плечами. Мы оба знали ответ. Дал мне шесть таблеток парацетамола, шесть вентолина и крошечный флакончик кодеина.

Зэм сказал, он проследит за тем, чтобы я все принимал, как надо.

– Удачи, – попрощался доктор Ни. – Скоро к вам загляну.

И мы с Зэмом снова остались одни.

В трубе булькает вода. Будьте бдительны. Пейте антисептик.

* * *

Шесть жирных сосисок, скворчащих на сковородке. Я рассказываю Кили о своих штопаных ночных кошмарах в тюрьме. Квартира Лэверти, каталажка, Зэм, она, Джемма, Стивен. Господи, все казалось таким реальным. Кили смеется.

– Бедный Люки… Я не знаю никаких Стивенов.

Потом я веду Джем в школу в Джилбертс-энд. Светлая, сочная зелень. Солнечный свет у меня на лице. Лошадки бегут по опушке, как в игре Red Dead Redemption. Я рассказываю Джем, что когда-то тоже ходил в школу, Святого Гавриила. В тот год, когда жил у дяди Росса и тети Дон, именно здесь, в Поляне Черного Лебедя. Мистер Прэтли все еще директор. Ничуть не постарел. Благодарит меня за то, что я принял его приглашение. Я говорю ему, Святой Гавриил – единственная известная мне школа, где ни я ни над кем не издевался, ни надо мной никто не издевался. Потом я оказываюсь в моем старом классе. Вот мои двоюродные – Робби и Эм. Еще Джой Дринкуотер. Тисовые кусты.

– Прошло тридцать лет, как коронавирус изменил мир, – говорит мистер Прэтли. – Но Люк помнит, как будто все было вчера. Правда, Люк?

Все глаза обращаются на меня. Значит, тема урока истории – нынешний вирус. Значит, мне пятьдесят пять. Снаружи время летит. Потом я вижу его. Сзади. Руки скрестил на груди. Он это он, а я это я. Никаких имен, только мы двое. Рана от ружейного выстрела в шею открывается и закрывается, как рот у какого-то морского животного из документалок Дэвида Эттенборо. Я знаю его лицо лучше, чем свое собственное. Сосредоточенное. Понимающее. Печальное. Тихое. С таким лицом он истекал кровью на диване у Лэверти. Половину глотки у него снесло его собственным ружьем, с которым мы возились. А потом бах! До смерти хочу, чтобы этого не произошло. Но если бы хотелки были лошадками, нищие ездили бы верхом. Просыпаюсь. Чувствую себя отвратительно. Грустно до черта. Еще три года, прежде чем комиссия по УДО бросит хоть взгляд на мои бумаги. Пятый день карантина. Приближается гроза. Гром. Зачем я проснулся? Зачем? День за днем, день за днем. Я больше не могу. Черт подери, просто не могу.

* * *

День шестой. Я в раздумьях. Штормовой ветер. Разрывы молний. Мое тело превратилось в мешок для трупов. Набито болью, раскаленным гравием и мной. Три шага до параши, и мне кирдык. Все болит. Больно дышать. Не дышать тоже больно. Все, черт его дери за ногу, болит. Не день и не ночь. Седьмая ночь. Или восьмая? Зэм говорит, у меня обезвоживание. Заставляет пить воду. Зэму приходится пользоваться толчком, пока я сплю. Из соображений тактичности. Пого Хоггинс срал утром, днем и вечером. Миссис Крыса добралась до упаковки с завтраком прежде меня. Прогрызла дырку и стырила сосиску. Есть я не хочу, но все-таки. Могу тут подохнуть, и никто не узнает, пока не закончится пандемия. Миссис Крыса, конечно, узнает. Она и ее голодные друзья. Если я тут помру, что запомнит обо мне Джем? Костлявый бритый череп, тюремные ланцы – рыдает над фотографией, где она, мама, папа и Черничный чертик. А еще лет через пять забудет и это. Я стану именем. Лицом в телефоне, которое когда-нибудь удалят. Скелетом в шкафу. Позором семьи. Наркотики и убийства. Мило. На будущих фотографиях семьи Джем будет она, ее мать, Стивен и маленький братик. Не «единоутробный брат», а просто «брат». А знаешь что?