Новый цирк, или Динамит из Нью-Йорка - [39]

Озябшие и продрогшие пассажиры, перешагнув через высокий порог двери, ведущей на главную лестницу, из неприглядной мокроты и холода зимнего вечера оказывались внезапно на ступенях сказочного плавучего дворца, где было светло, тепло и сухо. На ходу вытирая платком очки, Фаберовский прошествовал по красному ковру парадной лестницы вниз, в сени перед главным салоном, где стоял большой медный гонг, а на стене в богатой раме висела карта Северной Атлантики.

Поляк свернул из коридора в короткий боковой проход, куда выходили двери двух противоположных кают. Позади коридорчик внезапно заполнился дамами в трауре, провожавшими в Америку того самого джентльмена в котелке с креповой лентой, который привлек внимание Фаберовского еще на причале, поэтому поляк поспешил укрыться у себя в каюте. Джентльмен вошел в каюту напротив, и женщины последовали за ним. Сквозь открытую дверь и неплотно задернутые портьеры было видно, как леди в трауре всхлипывали, трагично бормотали и норовили поцеловать джентльмена.

Засунув саквояж под нижнюю койку, Фаберовский сел на диван и с интересом осмотрел каюту, которой предстояло стать его жилищем в ближайшие десять дней. Каюта была не слишком велика: две довольно широкие койки друг над другом, обтянутый зеленым бархатом диван, на котором он сейчас сидел, и умывальник с мраморной столешницей, двумя никелированными раковинами и надраенными до блеска латунными кранами холодной и горячей воды, едва умещались в ней. Однако агент в конторе на Маддокс-стрит, продавший поляку билеты, сказал, что зимой путешествующих мало, так что он будет, вероятнее всего, в каюте один.

В круглом матовом плафоне уютно горела электрическая лампочка. Фаберовский убедился, что из кранов действительно набирается горячая и холодная вода. Он с интересом потрогал кнопку одного из электрических звонков для вызова стюарда, и собрался было покинуть каюту и отправиться получать свое место за обеденным столом, когда раздался колокол, требовательно призывавший всех провожавших срочно покинуть борт парохода и вернуться на тендер. Дамы в черном поспешно вывалили из соседней каюты обратно в коридор. Фаберовский подождал, пока они уйдут, выждал еще пару минут и отправился в салон, но у главной лестницы столкнулся со своим соседом, проводившим родственниц. Тот возвращался в каюту.

— Сэр, ведь это вы будете занимать каюту напротив меня? — спросил он у поляка. — Могу я пригласить вас на минутку к себе? Или вы очень торопитесь занять место за столом?

— Нет, не тороплюсь.

Каюта соседа была зеркальным отображением собственной каюты Фаберовского, только на диване стояла фотография, весьма похожая на карикатуру из «Панча» «Старая Европа уходит». Уголок фотографии пересекала наискосок черная траурная ленточка.

— Это моя бесценная супруга, миссис Крапперс, — джентльмен взял в руки фотографию. — Оставила нас полтора месяца назад. Никак не могу в это поверить.

Вдовец тяжко вздохнул и бережно поставил фотографию на прежнее место.

«Он будет с ней спать и всю ночь тяжело вздыхать за стенкой», — подумал поляк.

— Стивен Фаберовский, журналист.

— Я тоже автор трех книг, — быстро сказал вдовец, не дав ему продолжить. — Вы, должно быть, слыхали о Самюэле Крапперсе? Так вот, это я. Я возглавляю трезвенников и абстинентов Манчестера, а мой друг Кейн, член парламента от Барроу-на-Фарнессе, уже два года как организовал и возглавляет Национальную федерацию трезвости.

— Это тот Кейн, который состоит благочинным при либерал-юнионистах и по имени которого их прозвали «кейновой печатью»? Не могу сказать, что я разделяю его политические взгляды, а также ваши общие взгляды на алкоголь, сэр.

— Сэр, то, что я в Англии возглавляю манчестерских трезвенников, не означает, что я не могу употреблять алкоголь в тех случаях, когда это необходимо для моего здоровья. Я ужасно продрог на причале и намерен что-нибудь выпить. Вам тоже это необходимо, сэр. Я опытный путешественник и уверяю вас: если сейчас не принять глоток виски или бренди, наутро вы будете совсем больной, а нам предстоит тяжелое путешествие через зимний океан.

Мистер Крапперс выдвинул из-под своей койки плоский чемодан, в котором под одеждой лежали, как павшие воины, многочисленные бутылки, и стал доставать их, ставя рядом с чемоданом на ковер.

— Вот мартелевское бренди, вот бренди «Курвуазье» два бриллианта, вот «Эксшо» № 1. Или может быть виски: шотландский, ирландский? «Лохьел», три звезды? «Башмиллс»?

— Черт побери! — сказал потрясенный поляк. — Если вы главный трезвенник Манчестера, то каков же тогда главный пьяница?

— В путешествии, сэр, виски или бренди не являются греховным увеселением, — наставительно сказал Крапперс. — Они являются горькой необходимостью, поддерживающей наши физические силы. Так вы что будете?

— «Курвуазье», конечно.

На звук откупоренной пробки из-за портьеры выглянул стюард.

— В следующий раз закрывайте дверь, — недовольно сказал Фаберовскому вдовец, когда голова стюарда исчезла. — Мы не должны подвергать малых сих искушению приложиться к нашей бутылке, когда они убираются у нас в каюте или сменяют белье.