Новый цирк, или Динамит из Нью-Йорка - [22]

— Холера ясная! Уснули, что ли! — Поляк пнул дверь ногой.

В окошке мелькнула свеча и лязгнул засов.

— Меня зовут Фаберовский. — Он достал из визитницы карточку. — Я новый хозяин этого дома.

Открывший дверь был широкоплеч, здоровое деревенское лицо обрамляли густые бакенбарды. Рукава рубахи были засучены, в левой руке мужчина держал подсвечник со стеклянным колпаком, защищавшим от ветра огарок парафиновой свечи.

— Батчелор, сэр. Меня оставили следить за домом до вашего приезда. — Батчелор взглянул на карточку. — Добро пожаловать, сэр. Вот вам ключи от дома.

Фаберовский сделал шаг навстречу и тут откуда-то сбоку метнулась в дом какая-то собака. Батчелор попытался прижать ее дверью, но собака оказалась проворней, и скрылась в темноте дома.

— Это кобель старого Когена, — пояснил Батчелор. — Младший Коген не захотел платить за него налоги и кормить, и выгнал на улицу. Я не стал пускать его, полагая, что вы не одобрите присутствие чужой собаки в доме. Прикажете изловить и выставить?

— Нет, не сегодня. — Фаберовский вошел в неосвещенный холл. — Вы из Йоркшира?

— Да, сэр. Собаку зовут Руфус.

— Дайте ей что-нибудь пожрать.

— Я уже кормил ее сегодня, сэр. На улице.

— И сами чем-нибудь закусите. От вас несет, как от бочки с джином.

Поляк снял цилиндр и пальто, стянул перчатки и отдал все Батчелору.

— А чего так темно? — спросил он.

Справа он различил темную дыру холодного камина, из кухни тянуло жареным гусем. В конце коридора смутно белело окошко садовой двери.

— Мистер Коген не велел включать газ без вас, — отозвался Батчелор, вешая одежду в чулане.

— Включите. У вас есть кипяток? Или только джин? Вы в состоянии сделать мне чай?

— Я провожу вас на кухню, сэр. Вот сюда, направо. Розмари сделает вам чай.

— Это ваша жена?

— Прошу прощения, сэр. Это бывшая прислуга Когенов, молодой хозяин рассчитал ее, и я позволил ей ночевать здесь до вашего приезда.

— Так, значит, вас рассчитали?

Батчелор помрачнел.

— После смерти старого хозяина его сын заявил, что не намерен держать в доме прислугу отца, и выгнал нас, как эту собаку.

— А вы кем служили у Когена? Кучером?

— Да, сэр.

— А выглядите, как кэбмен.

— Да, сэр, — Батчелор всем своим видом показывал, что не желает поддерживать разговор.

Они прошли мимо пустой кладовой и буфетной и вошли на кухню, освещенную только керосиновой лампой и огнем ярко пылавшего очага. За столом сидела юная ирландка с красными от слез глазами, теребившая в руках бумажку из рождественской хлопушки, которая тут же лежала на столе.

— Это и есть уволенная прислуга? — Фаберовский протер очки.

— Не волнуйтесь, сэр, утром мы съедем, — угрюмо сказал Батчелор. — Рози, сделай мистеру Фейберовскому чаю.

— Конечно, съедете. Я хочу пока посмотреть дом.

— Вам, наверное, захочется занести вашу мебель в спальню. Вы найдете ее в кабинете слева от входа.

Фаберовский вернулся обратно в холл и зажег газовый рожок. Приоткрыв дверь в кабинет, он заглянул в комнату и увидел посреди разобранную кровать вместе с матрасом, креслом, книжными полками и другими пожитками. Вещи, выглядевшие так солидно и внушительно в его старой комнате, здесь не могли заполнить даже одного кабинета, не говоря уже о гостиной, столовой и восьми спальнях. Пол был завален грязной бумагой, затоптанной ботинками грузчиков, на каминной полке стоял одинокий треснувший колпак от часов. Где же тепло и уют, о котором он так мечтал на Арунделл-стрит?

Из дальнего угла раздалось угрожающее ворчание. Фаберовский чиркнул спичкой. Так кучка его вещей выглядела еще более жалкой. Он обошел ее и встал напротив собаки, вжавшейся в угол. Это был барбос размером с сеттера, такого же рыжего цвета, но с белым пятном на груди и на хитрой морде. Длинная шерсть его была вся в грязи, местами свалялась в колтуны, на носу засохла глина — видимо, он пытался отрыть мышь.

— И ты завтра съедешь, — сказал собаке поляк.

Пес зарычал, обнажая верхние зубы.

— Все съедете! — Фаберовский схватил спинку кровати и, сопя, потащил по лестнице на второй этаж. Он не стал разбираться и оставил ее в ближайшей же комнате. Ему пришлось сделать еще семь ходок, прежде чем кровать с матрасом и бельем, и сундук, и саквояж оказались наверху. — Все съедете! Буду один жить. И наслаждаться.

— Сэр, ваш кипяток готов, — раздался снизу голос Батчелора.

— Не хочу! — крикнул поляк. — Загасите там свет, я сегодня уже не спущусь.

Он зажег газовый рожок, газ начал разгораться, затем громко пшикнул и потух — Батчелор закрыл главный вентиль. Некоторое время Фаберовский стоял в темноте, раздумывая — пойти ли ему вниз и устроить скандал, либо ограничиться ночевкой на матрасе прямо на полу: собирать кровать в темноте было немыслимо. В конце концов он выбрал последнее. Найдя на ощупь в саквояже бренди, поляк достал бутылку, и тут понял, что штопора-то у него с собой нет. Пришлось воспользоваться шилом из складного ножа. В комнате было очень холодно, и потому бренди очень быстро кончился.

«Хотелось бы знать, — подумал Фаберовский, — где в моем собственном доме находится ватерклозет. В договоре их было указано целых два».

Он достал из бювара договор и, бормоча про себя «Теперь не отвертитесь», стал неверными шагами спускаться по темной лестнице. Натыкаясь на стены, он добрался до кухни и остановился в дверях. Розмари с Батчелором все еще сидели за тем самым гусем, аромат которого поляк почувствовал, когда вошёл в дом, рядом стояла початая бутылка плимутского джина и два стакана.