Новый человек в городе - [11]

Утром в тот же понедельник он купил толстое зимнее пальто мышино-серого цвета, смахивающее на шинель, и теперь не вылезал из него. В том же магазине он подыскал себе галоши, которые взял моду оставлять слева от входной двери, у стойки для зонтиков, так что стоило взглянуть в эту сторону — и вы знали, вернулся Уорд или нет.

В комнате он ничего не передвинул, не привнес в нее ничего от себя, не поставил на стол и не повесил на стены ни одной фотографии Маленькая деталь как будто бы подтвердила предположение Чарли Произошло это во вторник, около одиннадцати утра Уорд уже почти час сидел в баре за стопкой джина и читал газеты В это время завсегдатаи обычно делали ставки перед скачками. Занимались этим не многие, и, не видя в зале подозрительных лиц, они не давали себе труда удаляться с хозяином на кухню Рейнсли, представитель «Форда» принципиально не ходивший пешком, хотя его гараж располагался в соседнем квартале, подкатил к бару на машине, влетел, не выключив мотор, в зал, подошел к Чарли и уже раскрыл рот, но увидел Джастина и осекся.

— Мне бы тебя на пару слов, Чарли.

Бармен поколебался, понимая, что это в известном смысле оскорбит Уорда, но все-таки последовал за Рейнсли на кухню, откуда через минуту выпроводил его через черный ход.

— Георгин Второй, — лаконично бросил Джастин, когда хозяин вернулся.

«Уж не из ФБР ли он?»[12] — подумал Чарли. Но разве ФБР интересуют пари, которые заключаются в маленьком городе, затерянном среди холмов на канадской границе? Пока он обдумывал ответ, Уорд добавил:

— Он победитель на всех скачках этого года, но Сегодня в Майами проиграет.

— Почему?

— Потому что этого хочет его владелец.

Вот и все, что сказал Уорд. Объяснений он не дал никаких. Чуть позже Чарли нарочно позвонил при нем о сделанных ставках представителю синдиката в Кале, который в свой черед извещает о них Нью-Йорк.

Во второй половине дня, когда радио, передавая результаты скачек в Майами, объявило, что Георгин Второй обойден на два корпуса, Джастин, сидевший в баре, лишь молча посмотрел на Чарли.

Уж не утратил ли синдикат доверие к Моджо, хотя тот никогда не жульничал? Быть может, Уорд прислан сюда шпионить за ним? Нет. Там взялись бы за дело половчей: эти ребята не простаки.

Все было сложней, запутанней, и оставалось одно — ждать. Кеннет Брукс, заглянувший в бар, тоже был озадачен.

— Вашингтон отвечает: «Сведений нет», у полиции штата никаких материалов… Чем он занят?

— Ничем. Выходит от Элинор в половине десятого и преспокойно идет за газетами на Главную улицу.

— Какие он читает?

— Одну бостонскую, одну нью-йоркскую и «Чикаго трибюн».

В городе тоже издавалась газета, но выходила она всего раз в неделю, в субботу утром.

— Потом к десяти является сюда и сидит до двенадцати.

— Разговаривает?

— Нет. Потягивает джин, пробегает газеты, курит и смотрит, что делается за окном, на улице. Кажется, интересуется бильярдной напротив. Спросил у меня, не прогорает ли старик Скроггинс и есть ли у него разрешение торговать пивом.

— Комиссия ему отказала.

— Я так и ответил. В двенадцать он ест в кафетерии, всегда за одним и тем же столиком, да и берет, по-моему, одно и то же — рубленый бифштекс с жареной картошкой и яблочный пирог на десерт.

— Для этого он и появился здесь, да еще так таинственно? — иронически ухмыльнулся шериф. — Если бы он охотился, ловил рыбу в озерах, будь поблизости лыжная база, тогда было бы еще понятно. Я тут не поленился, зашел в муниципалитет и удостоверился: Уорды в округе отродясь не жили.

Джастин ни о ком не расспрашивал. Он только наблюдал за другими с холодным, равнодушным, лишенным человеческого участия вниманием, с каким наблюдал бы за роем пчел.

— Он разбирается в лошадях, — сообщил Чарли: с шерифом итальянец мог не таиться.

— Вот как?

— И знаком с механикой синдиката.

— Игрок?

Бывают люди, разъезжающие по маленьким городам, словно от нечего делать: поживут недельку, а потом с невинным видом предлагают вам партию в кости или покер.

— Тогда бы он остановился в «Моузе». В этом квартале ему не найти клиентуры.

Кроме того, игрок не стал бы напускать на себя отчужденный, таинственный вид, а постарался бы выглядеть рубахой-парнем, человеком с душой нараспашку и в первые же дни со всеми бы передружился.

— Я заметил, он не любит детей. Когда нынче утром мой младший, расплакавшись, проковылял в бар, Уорд подскочил как ужаленный и сердито глянул на меня, словно я впустил в зал запаршивевшую дворнягу, или он боялся, что малыш наделает ему на брюки.

Джастина Уорда не привлекали магазины на Главной улице: он заглянул в них лишь для того, чтобы купить пальто и галоши. Зато полдня бродил вокруг кожевенного завода, добрался до самого дома Юго и обошел его со всех сторон. Интересно, попались ли ему на глаза обе женщины, ребятня и козы?

Провизию он покупал по-прежнему у китайца, но носил ее теперь сам, и горожане постепенно приучались еще издали узнавать по ритму его своеобразную походку.

— В пять он заходит выпить стакан пива и послушать последние известия, затем отправляется домой, готовят себе обед и к восьми возвращается сюда. Я ни разу не видел, чтобы он улыбнулся; когда к нему обращаются, он чаще всего отвечает легким кивком.