Новый библейский комментарий. Часть 1. Ветхий Завет - [30]
Однако положительные результаты реформы Иосии были непрочными. Сам царь был убит в бессмысленном сражении на равнине Мегиддо, а наследники погубили его дело. Кое–кто подвергает сомнению побуждения Иосии, усматривая в его походе на Север проявление националистического экспансионизма. Это несправедливо, поскольку обладание землей было важнейшим условием обетовании завета. Но возвышенный идеализм нередко переходит в нечто менее благородное (что хорошо видно на примере Маккавеев). Во всяком случае, Иеремия, крупнейший пророк того времени, почти не заметил реформы, явно полагая, что она не затрагивает сути религиозных проблем Иудеи. Он предрекал, что если народ не вернется к Богу, то его ожидает суд от руки нового грозного врага — Вавилона. Начав активные действия в Палестине в последнем десятилетии VII века (Дан. 1:1), Навуходоносор захватил в 597 г. до н. э. большое количество пленных и, наконец, разрушил Иерусалим и Храм в 586 г., оставив в стране немногочисленное беднейшее население (4 Цар. 24 — 25; Иер. 37 — 44,52).
Вавилонский плен
Началом вавилонского пленения народа Иудеи обычно считают 597 г. до н. э., когда войска Навуходоносора впервые захватили пленных. Пророк Иезекииль находился среди переселенцев, и его проповедь была обращена к тем, кто надеялся на скорое возвращение из плена (Иез. 4 — 5). Однако когда Навуходоносор в 597 г. поставил на царство марионеточного царя Седекию, это по существу не изменило статуса Иудеи как вассального государства, каким она была со времен Езекии. Окончательный удар был нанесен в 586 г., когда был разрушен Храм. Известие об этом стало ключевым моментом в пророчестве Иезекииля своим плененным соотечественникам (Иез. 33:21), надежды которых на скорое окончание плена были тем самым разбиты. Пожалуй, наиболее красноречивым символом плена стала утрата Храмовой утвари и сосудов, что подразумевало демонстрацию превосходства иноземцев — и их богов — над Яхве (4 Цар. 25:13—18). Осквернение этих сосудов царем Валтасаром навлекло на него гнев Божий (Дан. 5:1—4), а возвращение этих предметов царем Киром довольно подробно описано в рассказе о возвращении пленников на родину по разрешению этого царя ( Езд. 1:7–11).
Тяготы вавилонского плена миновали со смертью Навуходоносора в 562 г. до н. э., когда его преемник Евилмеродах проявил благосклонность к сосланному царю иудеев Иехонии, освободив его из тюрьмы и укрепив за ним привилегированное положение в Вавилоне (4 Цар. 25:27—30). Однако плен закончился только тогда, когда в 539 г. в Вавилоне был совершен бескровный переворот, возглавляемый персидским царем Киром, в то время как вавилонский царь Набонид, религиозный эксцентрик, скрывался где–то далеко в Аравии. Кир завоевал популярность тем, что восстановил в Вавилоне культ Мардука. Его снисходительное отношение к поклонению любым богам стало решающим фактором для прекращения плена. В надписи на цилиндре из обожженной глины (так называемом «Цилиндре Кира») сам Кир заявил: «Я возвращал на свои места [богов, перенесенных в Вавилон] и помещал их в надежные жилища. Я собирал всех их обитателей и возвращал [им] их дома». Еврейские изгнанники получили явную выгоду от политики Кира, отраженной в указе об их освобождении (Езд. 1:2–4).
Вавилон, главный город страны, в которую переселили пленников, поражал своими размерами и великолепием. Город занимал огромную территорию и был окружен системой двойных стен с восемью воротами, названными в честь вавилонских богов, важнейшими и красивейшими из которых были ворота Иштар. Они выходили на мощеную дорогу длиной 985 ярдов (900 м), фланкированную глазурованными кирпичными стенами, которая вела к храму Мардука — Эсагиле, а также к храмам других богов. В центре города возвышалась «Храмовая башня» — знаменитая башня Вавилонская. Не менее величественны были и царские дворцы с «висячими садами» — символами расточительности.
И в такой город был переселен многострадальный остаток иудеев, собственный Храм которых был разрушен. Казалось, в Вавилоне все говорило о том, что традиции Израиля мертвы, а истинная сила — и истинные боги — здесь. Значение плена в жизни и мышлении ветхозаветного народа трудно переоценить. Утрата земли, Храма и царя — средоточия обетовании завета — была невосполнимой.
Тем не менее религиозная мысль этого периода пытается справиться с катастрофой. Преобладающей идеей стала идея возмездия. Автор Книги Царств показал, как идолопоклонство царей и народа повлекло за собой пленение сначала Израиля, а затем и Иудеи. Иеремия, оплакивая разрушенный город и бедствующий народ, понимал, что причиной этого был грех (Пл. Иер. 1:20, 22), но был озадачен крайней степенью страданий, вызванных гневом Божьим (Пл. Иер. 2:20). Невольно возникал вопрос, остался ли в силе завет и может ли древний Божий народ рассчитывать на Его милосердие в будущем?
За долгие годы плена здесь наметилась какая–то определейность. Главной задачей было научиться жить на новом месте. Пленников, по–видимому, поселили в непримечательных местах вокруг Вавилона (река Ховар, Иез. 1:1, точное местонахождение не установлено). Собрание старейшин в доме Иезекииля (Иез. 8) указывает на появление какой–то новой организации, возможно, даже синагоги. (Именно с этого момента изгнанников надлежит именовать «иудеями».) Иеремия в своем послании пленникам (в самые первые дни, еще до разрушения Храма) убеждает людей начать новую жизнь, и многие, без сомнения, смогли преуспеть в Вавилоне (Иер. 29:4—7). Известно, что не все даже вернулись на родину, когда предоставилась такая возможность, и что иудейская община в Вавилоне просуществовала несколько столетий. Некоторые иудеи продвинулись еще дальше на восток, о чем свидетельствует Книга Есфири. Другие во время последнего вавилонского нашествия убежали в Египет (Иер. 40 — 44) и, возможно, миграция туда продолжалась.
Предлагаемый Комментарий составлен с учетом всех последних открытий, которые хотя бы в какой–то мере проливают свет на библейские события.Во вторую часть включена двадцать одна книга: от Псалтири до Книги Пророка Малахии. Статьи отличаются хорошим научным уровнем; материал излагается предельно ясно, что делает эту книгу доступной для широкого круга читателей.В основу русского издания «Нового библейского комментария» положен материал второго пересмотренного и исправленного английского издания New Bible Commentary (Inter–Varsity Press)
Предлагаемый Комментарий составлен с учетом всех последних открытий, которые хотя бы в какой–то мере проливают свет на библейские события. Выпущен он в трех частях. Первая часть: «Книга Бытие — Книга Иова», вторая часть: «Псалтирь — Книга Пророка Малахии». В третью часть включены все канонические книги Нового Завета. Статьи отличаются хорошим научным уровнем; материал излагается предельно ясно, что делает эту книгу доступной для широкого круга читателей.В основу русского издания «Нового библейского комментария» положен материал второго пересмотренного и исправленного английского издания New Bible Commentary (Inter–Varsity Press)
Единственным источником знаний о личности апостола Павла являются Послания, адресованные различным христианским общинам, им основанным. Хотя атрибуция большинства их в настоящее время не связывается с именем апостола, тем не менее, о шести из них можно говорить в качестве достоверных. Основной мотивацией предлагаемой книги послужила попытка понять личные психологические обстоятельства, определявшие двигавшие Павлом устремления. Единственными материалами, на основе которых можно бы было попытаться это сделать, являются достоверные Послания.
Книга посвящена исследованию вопроса о корнях «сергианства» в русской церковной традиции. Автор рассматривает его на фоне биографии Патриарха Московского и всея Руси Сергия (Страгородского; 1943–1944) — одного из самых ярких и противоречивых иерархов XX столетия. При этом предлагаемая вниманию читателей книга — не биография Патриарха Сергия. С. Л. Фирсов обращается к основным вехам жизни Патриарха лишь для объяснения феномена «сергианства», понимаемого им как «новое издание» старой болезни — своего рода извращенный атеизмом «византийский грех», стремление Православной Церкви найти себе место в политической структуре государства и, одновременно, стремление государства оказывать влияние на ход внутрицерковных дел. Книга адресована всем, кто интересуется историей Русской Православной Церкви, вопросами взаимоотношений Церкви и государства.
Монография протоиерея Георгия Митрофанова, известного историка, доктора богословия, кандидата философских наук, заведующего кафедрой церковной истории Санкт-Петербургской духовной академии, написана на основе кандидатской диссертации автора «Творчество Е. Н. Трубецкого как опыт философского обоснования религиозного мировоззрения» (2008) и посвящена творчеству в области религиозной философии выдающегося отечественного мыслителя князя Евгения Николаевича Трубецкого (1863-1920). В монографии показано, что Е.
Книга отражает некоторые результаты исследовательской работы в рамках международного проекта «Христианство и иудаизм в православных и „латинских» культурах Европы. Средние века – Новое время», осуществляемого Центром «Украина и Россия» Института славяноведения РАН и Центром украинистики и белорусистики МГУ им. М.В. Ломоносова. Цель проекта – последовательно сравнительный анализ отношения христиан (церкви, государства, образованных слоев и широких масс населения) к евреям в странах византийско-православного и западного («латинского») цивилизационного круга.
Если вы налаживаете деловые и культурные связи со странами Востока, вам не обойтись без знания истоков культуры мусульман, их ценностных ориентиров, менталитета и правил поведения в самых разных ситуациях. Об этом и многом другом, основываясь на многолетнем дипломатическом опыте, в своей книге вам расскажет Чрезвычайный и Полномочный Посланник, почетный работник Министерства иностранных дел РФ, кандидат исторических наук, доцент кафедры дипломатии МГИМО МИД России Евгений Максимович Богучарский.
Постсекулярность — это не только новая социальная реальность, характеризующаяся возвращением религии в самых причудливых и порой невероятных формах, это еще и кризис общепринятых моделей репрезентации религиозных / секулярных явлений. Постсекулярный поворот — это поворот к осмыслению этих новых форм, это движение в сторону нового языка, новой оптики, способной ухватить возникающую на наших глазах картину, являющуюся как постсекулярной, так и пострелигиозной, если смотреть на нее с точки зрения привычных представлений о религии и секулярном.