Новый аттракцион - [3]

Но Валю столь очевидный довод убедил не совсем.

- Так что же, пусть погибают? Буквально на наших глазах?

- Может, кто-то возьмет? Не всех оптом, а разберут по одному? Ну если очень тебе понравились и Дик не против, возьми одного. Одного маленького прокормим как-нибудь. Мы одного, другие по одному. Нельзя же на себя взваливать больше, чем можем потянуть. А если какие-то погибнут, ну, значит, судьба. Лучше погибнуть в младенчестве, чем потом бездомными мыкаться, садистам в руки попадать.

- Ты, как всегда, очень разумно всё расставил, - скорее с осуждением сказала Валя. - В другие времена мы бы могли! Помнишь, я как раз думала, что нужно дачу купить, и деньги уже были. А теперь ни дачи, ни тех денег, всё псу под хвост пошло. За городом могли бы и нескольких животин держать. А теперь, конечно, куда же нам лишних пятеро в квартиру. Но все-таки судьба, что Дик их вынюхал. Пойди, выбери, если так.

- Да возьми сама, какой тебе больше понравится. Самого сильного, активного.

- Вот уж наоборот! Если спасать, надо самого слабенького взять, которого никто, кроме нас, не возьмет. А других, может, и разберут жильцы. Я им снесу кашки и посмотрю, кто как ест.

В семье Степан Васильевич всегда принимает стратегические решения. Вот твердо сказал: нельзя всех брать. Действительно, вырастут, никто не возьмет - и что с такой оравой делать? А уж подробности он всегда предоставляет на усмотрение жены. Поэтому смотреть щенков он не пошел. Рассудил он абсолютно правильно: ну увидит, погладит - трудно будет потом бросить и забыть. В Степане Васильевиче иногда прорывается некоторая слабонервность. А чего не видишь - о том и душа не болит.

Валя отнесла подкидышам каши и вернулась с приобретением:

- Ты посмотри, какое чудонько! Все на кашу набросились и ее оттеснили. Четверо в миску мордами, а ей уже не подойти. Она лезет сзади, повизгивает. Значит, она вот и есть самая слабенькая.

Существо, и без того крошечное, совсем терялось на давно уже необъятных просторах Валиной груди. С годами жена постепенно приобрела весьма громоздкие габариты, которые уже не зависели от обилия или скудности ежедневной пищи, - собственная конституция есть высший закон не только для страны...

Новоявленное существо бойко смотрело черными глазками и казалось вполне довольным внезапным поворотом своей судьбы.

Вот и появилась в доме Феня, названная так Степаном Васильевичем за большие уши: есть такая смешная большеухая лисичка - фенек.

Коробка наверху простояла четыре дня. Валентина Егоровна носила малышам кашу, еще один щенок исчез на второй день - наоборот, самый сильный, так что оправдался ее расчет, что нормальные люди выберут бойкого и жизнеспособного друга человека. А потом коробка с тремя остававшимися маленькими обитателями исчезла. Хотелось думать, что кто-то мог взять всех разом, хотя бы чтобы продать - многие сейчас на улицах торгуют щенками или котятами, особенно пьяницы; но куда вероятнее, что дворники обнаружили наконец незаконных поселенцев и выкинули коробку со всем содержимым, потому что дворники не любят непрописанных жильцов на лестницах. Двуногих бомжей дворники часто боятся и не трогают, хотя от них-то и грязь, и прямая опасность, а на четвероногих отыгрываются - как и обычно, на беззащитных. Братья и сестры исчезли, а Феня осталась. Повезло ей, попала пусть в бедную, но культурную семью. Даже в известную, хотя ей мирская слава безразлична, надо думать.

Дик малышку опекал: вылизывал шерстку и зализывал за ней кучки, словно бы торопясь скрыть детские грешки от хозяев, чтобы те не рассердились. И Валентина Егоровна старания Дика одобряла, поскольку он таким образом сильно облегчал ей жизнь: ведь убирать пришлось бы не мужу, а ей, естественно: известный, хотя бы и в прошлом, писатель до такой прозы не опускался.

В детскую мисочку Дик тоже не лез, хотя туда попадала более нежная и вкусная пища, какой, по теперешней бедности, не доставалось ему. Зато Феня всегда бежала проверить, а что там в миске у Дика, убеждалась, что ее завтрак лучше, и возвращалась к своей посуде, тоненько рыча на всякий случай: "Не тронь! Мое!"

- Хорошая Феня собака, но все-таки немножко стервочка, - обобщил свои наблюдения Степан Васильевич.

- Просто у нее в генах заложено: не упустить чего. Бездомность у нее в генах, надо же понимать!

Степан Васильевич собак любит, но при этом трезво допускает, что достоинства в них бывают разные, а Валя всех считает добрейшими и умнющими и оправдывает во всем.

- Лопает много, ее надо Фенелопой называть, - примирительно обобщил Степан Васильевич.

- Потому что у щенков сытости нет. Тем более, если бездомность в генах.

Валя как ухватится за одно слово, так и не может отвязаться. "Гены", видите ли. А на самом деле, наследственность - штука совсем непонятная.

Степан Васильевич всегда пил только в гостях и по необходимости, что далеко не для всех писателей характерно, Валя тоже к этому популярному делу равнодушна, а в сыне их проявились почему-то совсем другие склонности. Откуда только гены взялись?!

Их с Валей единственный сын Саша погиб в сильно пьяном виде. С новой толстой книги Степан Васильевич подарил Сашке машину, маленький "Москвич", уж больно Сашка просил, не мог оторваться от руля отцовской "Волги", обещал сдать все экзамены, которых столько умудрился задолжать в университете, что его уже собирались выгонять несмотря на просьбы уважаемого отца, - словом, сыграл на родительских чувствах. Тогда собственный "Москвич" у студента казался невероятным развратом, Сашку стали обзывать "золотой молодежью" и хотели разбирать Степана Радина на партийном собрании, но до собрания Сашка не дожил, у него и впрямь закружилась голова, он подумал, что всё ему дозволено: друзья, девочки, пьянки-гулянки, - и путь его на скорости под сотню пересекся с равнодушным несокрушимым бульдозером. Бульдозер сразу и не заметил нечаянного соприкосновения, а "Москвич" с Сашкой - в гармошку... С чего это в сыне завелось, чья в нем взыграла порода? Степа Мохнаткин и в молодости загулами не страдал, да и все прежние Мохнаткины - и отец, и дед были скромными, трезвыми, работящими. Такая вот история с генами.