Новые времена - новые заботы - [47]

Тут же полезли в голову новые оправдания: у Егорова в области урожаи за эти годы снизились, а у нас увеличились все-таки. И тут Павлов невольно усмехнулся: вот она, расслабленность в действии…

Да! Прав Гребенкин: с этим нужно бороться.

Гребенкин все посматривал на примолкшего Павлова и, как видно, уловил ход его мыслей.

— Это вам, Андрей Михайлович, надо войти с предложением в правительство.

— С каким предложением? — спросил Павлов.

— Надо считать планы-заказы своеобразной расчетной нормой. Что сдано сверх этого заказа, оплачивается поощрительно. А контролировать особо строго нужно планы производства продукции! Производства! — повторил Гребенкин. — Потому что в конечном-то счете важно произвести определенное количество зерна или мяса, а как всем этим добром распорядиться, государство скажет: скоту ли скормить зерно, на элеватор ли сдать… Важно произвести! И этот показатель принимать во внимание при оценке работы хозяйства или района! А при подведении итогов соревнования, скажем, по зерну, победителем считать только тех, кто перевыполнил план-заказ государства не менее чем на тридцать процентов. Вот тогда все встанет на свои места, и с этой самой расслабленностью будет покончено.

Павлов с признательностью глядит на Гребенкина: умело раскрыл все стороны нового порядка в планировании заготовок.

— А с животноводством положение сложное, — продолжал Гребенкин. — Позавчера я ночевал в Лабинском совхозе, у Никанорова…

— Они же надоили по четыре с половиной тысячи килограммов молока на корову, превзошли все прошлые показатели…

— Вот-вот… Превзошли! А я обрушился на Никанорова: почему двенадцать лет самих себя догоняли! А он посмеивается: отстал, мол, ты от жизни… мы, говорит, среди передовых хозяйств страны совершили такой прыжок, что впору ждать второй звезды Героя Труда. И прижал меня! Да, — вдруг спохватился Гребенкин, — у меня же она осталась в кармане. — Он поднялся, вышел в прихожую и скоро вернулся с пожелтевшим газетным листом. — Вот, полюбуйтесь, Андрей Михайлович…

То была «Совхозная газета» за 1953 год. На второй странице опубликован список совхозов страны, в которых удои коров превышали 4000 килограммов. Таких хозяйств тогда было 212. Павлов обратил внимание на подчеркнутое. Это совхозы их края. «Приречный» за 1952 год надоил 5335 килограммов и занимал 23-е место. А «Лабинский» с удоем в четыре с небольшим был на 193-м месте.

— Понимаете суть-то? — спросил Гребенкин. — Я жму на Никанорова, а он показал мне эту газету и сводку министерства за прошлый год. Его совхоз-то с удоем в четыре пятьсот оказался на девятом месте в стране! А «Приречный», снизивший удои чуть не на тысячу, теперь на четвертом месте!

— В чем же дело? Может быть, поголовье коров в совхозах сильно увеличилось?

— Так если и увеличилось, то ведь за счет своих лучших племенных телок, — отпарировал Гребенкин. — Нет, Андрей Михайлович, тут дело в другом. Необоснованно бросаемся из стороны в сторону: то беремся за высокие удои коров, то вдруг выступаем против высоких, хотя настоящих рекордов у нас достигали лишь немногие хозяйства. Надо было всемерно поддерживать такие достижения. Я сам с этого года возьмусь за «Приречный»! — неожиданно заключил Гребенкин. — Не сумеем за два-три года подтянуться до уровня пятнадцатилетней давности — сам подам в отставку, если раньше не выгонят.

Это прозвучало как клятва. И Павлов знал, что Гребенкин не отступится от своего слова.

— Теперь смотрите, что происходит с индивидуальным скотом, — Гребенкин взял таблицы. — Третья часть всех коров в крае находится в личной собственности. Третья часть! Двумя третями занимаемся все мы, тысячи ответственных работников, отводим сотни тысяч гектаров пашни под кормовые культуры, используем все луга и пастбища. А той третью кто озаботился? Матрена да Марья. Ни лугов у них, ни силоса, ни концентратов. А ведь живет та треть! Да и удои тех коров ничуть не ниже. Мы со всеми своими землями не можем две трети досыта накормить, а Матрена и Марья без земли, без лугов как-то прокармливают… За это же надо благодарить их! И всеми силами поддерживать.

Павлову горьковато от этих слов Гребенкина. Сам он против личного скота у сельских жителей никогда не выступал, но и особой заботы о нем не проявлял. И, видимо, напрасно. Конечно, не в плане они, эти коровы, и ему, руководителю, нет до них никакого дела. А ведь еще на мартовском Пленуме ЦК было прямо сказано, что нельзя сбрасывать со счета возможности личного хозяйства. Значит, надо ставить их на службу. Тут что-то уже упущено, придется поправлять.

Павлов взял у Гребенкина таблицы. Вот они, показатели по республике: частный сектор производит 36 процентов мяса и столько же молока. Мы пока еще не готовы отказаться от такого резерва.

— В этом деле надо как следует разобраться… — продолжал между тем Гребенкин. — Вот тоже недавно был я в колхозе «Россия», и там председатель говорил, что за три года почти половина колхозников лишились коров. При этом выразил удовлетворение: меньше, мол, будут кормов растаскивать. А мне думается, что и тут мы допустили расслабленность. Если бы председатель на колхозных фермах соответственно увеличил поголовье скота, тогда другое дело. А то колхозники съели сто восемьдесят коров, а на ферме за три года прибавилось лишь три десятка. И мы тут проспали, Андрей Михайлович. Надо-то было так: обязать этого председателя запасти корма и для общественного стада, и для скота колхозников. В плановом порядке. Или вот пример другого рода. Позавчера звонил Григорьев — директор Березовского совхоза. Он по другому делу звонил, но я спросил и про частных коров. Он заявил, что в последние годы коров у рабочих стало в полтора раза больше. Понимаете? Нам надо разобраться в причинах этого явления: почему тут так, а там иначе?