Новые времена - новые заботы - [29]

Но москвич все точнее и конкретнее ставит вопросы. И наконец задает такой, на который ответить общими словами, как это делал Григорий Федорович до сих пор, нельзя. Он спросил:

— Что на этом поле сеяли в прошлом году?

Григорий Федорович смущен совершенно. Глаза его смотрят в сторону, на лесную полосу. Он снова погладил ладонью свою бритую, коричневую от загара голову и наконец сокрушенно произнес:

— Неудобно говорить, но здесь был чистый пар. Нынче по чистому пару пшеницу сеяли…

— Что ж тут неудобного? — усмехнулся москвич.

— Так фактически чистые-то пары в нашей области запрещены. — Григорий Федорович глянул на секретаря обкома.

— Как и в других областях Сибири, у нас направление на пропашную систему земледелия, — ответил секретарь обкома. — Ставка на занятые пары…

— А еще есть у вас посевы по чистым парам? — спросил москвич.

— Есть… У нас на каждом отделении по одному полю севооборота отведено под чистые пары, и нынче по парам сеяли около девятисот гектаров.

— А на остальных отделениях урожай по парам каков?

— Самая хорошая пшеница на Южном отделении, — ответил директор. — Там думаем намолотить побольше тридцати центнеров с гектара.

— Так это же как на Кубани! — воскликнул другой москвич — заместитель министра сельского хозяйства.

А Григорий Федорович словно бы хочет снять впечатление, произведенное его сообщением об урожае по чистым парам. Он говорит, что чистые пары особенно резко выделяются урожаями только в засушливый год, когда же погодные условия благоприятны для урожая, тогда разница в намолотах по пару и хорошей зяби не так заметна.

— Но все же есть, — возражает ему секретарь обкома.

— Центнеров на пять-шесть с гектара, — это и в самый лучший год бывает, — соглашается Григорий Федорович. — А вот нынче на парах урожай в три раза выше, чем на самой лучшей зяби, потому что лето сильно засушливое.

А москвич, повернувшись к секретарю обкома, строго выговаривает:

— Почему же чистые пары под запретом? Как их можно запрещать, особенно тем хозяйствам, которые умеют выращивать вот такие урожаи даже в засуху? — кивнул он на присмиревшую пшеницу. — Разве можно выбрасывать такое сильное оружие из своего арсенала? Ведь последствие пара сказывается на урожае не один год. Так ведь? — повернулся он к директору.

Григорий Федорович, как видно, совсем осмелел. Протянув руку в сторону пшеницы, воскликнул:

— Вы только посмотрите! Ни единой соринки на полосе! А это же гарантия высокого урожая и в будущем году, и в последующие.

На лице секретаря обкома недоумение. Видимо, ему в диковинку получать нечто вроде выговора от москвича за чистые пары. Ведь они в те годы действительно были под запретом! И не только в их зоне, но и во всей стране. Он счел нужным напомнить об этом высокому гостю. Но теперь уже тот ушел от решительного ответа.

— У нас кое-где пары превращали в место для разведения сорняков, — сердито выговаривал он. — Нарастает на них всякая трава, по ней скот пускают пастись и рады, что выход нашли. А сорняки успевают обсемениться, засоряют поле. Кому нужны такие пары? С такими надо нещадно бороться!

Секретарь обкома промолчал. А москвич попросил директора совхоза учесть урожай по каждому паровому полю отдельно и результаты обмолота сообщить ему в Москву.

Директор совхоза «Боевой» Григорий Федорович Иванов выполнил это поручение — сообщил в Москву результаты. Копия этого сообщения хранится и у меня. Поле, на котором были высокие гости, дало урожай пшеницы почти по 24 центнера с гектара. Еще более урожайным оказалось паровое поле Южного отделения — там намолотили по 33,2 центнера пшеницы с гектара!

И это в особенно засушливый год, когда в Омской области средний намолот хлебов не достиг и семи центнеров с гектара, когда и в других областях Сибири (исключая Курганскую) урожай был не выше.

Специалисты располагают уймой фактов, подтверждающих со всей очевидностью, что в засушливые годы урожай по чистым парам в три-четыре раза и даже больше превышает намолот, полученный с посевов по зяби и весновспашке. Значит, против самого коварного хода Природы — засухи — найдена надежная защита. Но ведь действительно в те годы, о которых шла речь, чистые пары в Сибири и Казахстане (как, впрочем, и в других зонах) были, мягко выражаясь, «не в моде». И только самые смелые и упорные люди, такие, как Терентий Семенович Мальцев, Николай Михайлович Климанов (с ним читателя я еще познакомлю), осмеливались оставлять под чистыми парами какое-то количество земли. И всегда выигрывали на этом!

Преимущество чистых паров можно показать и на более крупных примерах.

В первое пятилетие массового освоения целины (1954–1958 годы) самый высокий урожай собрали алтайские хлеборобы — в среднем по 11,7 центнера с гектара. А вот Курганская область за те годы получила лишь по 7, 9 центнера. Тогда это не вызывало недоумения, потому что все в Сибири знали: алтайские черноземы нельзя сравнивать с курганскими солонцами, которых здесь предостаточно.

Но последующее развитие земледелия в этих областях пошло разными путями. На Алтае широко внедряли так называемую пропашную систему, без чистых паров, но с большими площадями пропашных культур, особенно кукурузы. А в Курганской области придерживались мальцевских приемов агротехники и мальцевских севооборотов, в которых первое поле проходило паровую обработку, то есть сохраняли чистые пары. И если в годы восьмой пятилетки на Алтае под чистыми парами было занято менее пяти процентов пашни, то у курганцев примерно пятнадцать процентов. И вот как выглядят урожаи за восьмую пятилетку. В Курганской области в среднем по 16,3 центнера с гектара — выше, чем в любой другой области Сибири. В Алтайском же крае урожай за восьмую пятилетку оказался почти в два раза ниже, чем в Курганской.