Новые времена - [16]

Я не поверил собственным ушам. Хотя, если разобраться – именно этого следовало ожидать.

«То есть как? – спросил я. – А марсиане?» Харон пожал плечами. «Разве вы не читали газет? – спросил он. – Вот, например, доктор Махаон доказывает, что жизни на Марсе нет вот уже более миллиона лет. А раз нет жизни, то и марсиан, соответственно, тоже. И не было.»

Все это он говорил с нескрываемым сарказмом. Я счел это вполне естественной реакцией на непроходимую и очевидную глупость газетных публикаций и решил подождать, пока он немного успокоится. Но он продолжал говорить.

То, что я узнал повергло меня не то, что в шок. Я даже не могу подобрать правильного определения своему тогдашнему состоянию. Правильно будет охарактеризовать его как временное полное отупение. Только и сумел выдавить: «Как это может быть? Как они могут с нами так поступить?»

На что Харон ответил, что еще как могут, потому что с нами только ленивый не поступает как захочет.

По его словам выходило так, что марсиане еще около месяца назад начали интенсивную подготовку к возвращению. Загрузили все запасы сока, выкачанного из наших желудков. И, наконец, улетели.

Я вспомнил вереницу цистерн, проходивших ночью через наш город. Мне стало нехорошо. Что же это получается, господа марсиане? В тот самый момент, когда народ в вас поверил и даже ощутил некую благодарность – за то что вы, наконец, позаботились о нем, обеспечили ему стабильное и безбедное существование, обеспечили источником дохода, независящим от инфляции, девальвации, приватизации и национализации и Бог знает, чего еще – в этот самый миг, повторяю, вы вдруг закрываете пункты приема желудочного сока! Мало того – вы выпускаете из тюрьмы господина Лаомедонта, которым он, этот народ, был сыт уже по горло! И вы еще смеете считать себя цивилизованной властью? Вы такие же эгоисты и гангстеры, господа, как господин Лаомедонт и его подручные, ничуть не лучше. Хоть вам и удалось пересечь космическое пространство.

В конце Харон сказал: «Вот так-то, отец. Они нас покинули. Улетели. Фью-ють! И сделали ручкой. Так что никаких марсиан больше нет. А насчет того, были ли они, тут доктору Махаону виднее.» – «Но послушайте, Харон, они же просто не имеют права! – в полной растерянности промямлил я. – Существует же, в конце концов, какая-то ответственность. Перед обществом, перед людьми. Сейчас, когда народ принял их, наконец, с открытой душой, когда мы нашли общий язык, когда впервые – за столько-то лет! – никто не ругает власти… Ну, не без претензий, конечно… – я смутился и замолчал под ироничным взглядом моего дорогого зятя. Но все-таки сказал: – А как же желудочный сок?»

«Собственно, почему вы думаете, что их потребность в сем субстрате бесконечна? – с интересом спросил Харон. – Вам никогда не приходило в голову, что им нужно конечное, вполне определенное количество и что получив его, они попросту уберутся восвояси?»

Нет, конечно же, нет. Никогда такое не приходило мне в голову.

«Представьте себе, – заметил Харон. – А ведь я писал об этом. Да и не один я.» Как-будто в нынешней ситуации может иметь серьезное значение – кто о чем писал.

Наш разговор прервался неожиданным образом. В столовую вошла Гермиона. Глаза ее были широко раскрыты и она, по-моему, заикалась почти как Калаид. Во всяком случае, ни я, ни Харон не смогли понять звуков, которые она издавала. В конце концов, под нашими недоуменными взглядами она и вовсе замолчала, только указала рукой на входную дверь. Мы с Хароном одновременно посмотрели туда. Не знаю, как у моего зятя, а у меня немедленно появилось желание если не исчезнуть, то сделаться очень маленьким.

Дверь распахнулась, и на пороге нашей уютной семейной гостинной появился господин Лаомедонт собственной персоной. Он сделал вид, что не замечает нашего изумления. Улыбнулся точь-в-точь как на предвыборном плакате, в левой руке на отлете – шляпа. Пока я собирался с мыслями, господин кандидат в мэры прочувствованно пожал мне руку и по-моему, даже справился о здоровье. Пишу так неуверенно, потому что не очень контролировал собственные мысли в тот момент. Повернувшись к Харону, господин Лаомедонт попросил того уделить ему несколько минут для важного разговора. Харон молча указал ему на дверь своего кабинета, и они скрылись там.

Я осторожно выглянул в прихожую. Оказывается, господин Лаомедонт прибыл в сопровождении Эака и Никострата. Оба молодых человека держались официально. Я сделал неожиданный вывод: оба молодых человека были похожи друг на друга как родные братья. Или так только казалось – из-за общего выражения лиц? Никострат старательно делал вид, что не узнает Артемиду, стоявшую в двух шагах от него.

Я вернулся в столовую. Мы с Гермионой посмотрели друг на друга и, по-моему, вспомнили об одном и том же – о злосчастной статье Харона, в которой нынешний кандидат в мэры был назван обыкновенным гангстером.

Я на цыпочках подкрался к двери в кабинет и прислушался. В этот самый момент господин Лаомедонт сказал: «Интересы демократии…» Дальше я не расслышал, но мне стало по-настоящему плохо. Когда господа лаомедонты говорят о демократии, здравомыслящий человек испытывает неодолимое желание немедленно последовать примеру Миртила. То есть, сбежать как можно дальше и сидеть как можно тише.