Новые времена - [14]

При всей обстоятельности и академичности общий тон статьи показался мне откровенно оскорбительным – особенно в конце, когда господин Махаон начал иронизировать по поводу «легковерных обывателей, обожающих сенсации и упрямо не желающих расставаться с антинаучной точкой зрения». «На Марсе жизни нет и никогда – в обозримом историческом прошлом – не было», – так заканчивалась статья. Из чего можно было сделать вывод: а кто не согласен, тот дурак. Не люблю я эту безапелляционность нынешних, с позволения сказать, ученых. Вот и доктор Марсий грешит ею. Каждый считает себя гением, а возможных оппонентов – ничтожествами. Не то, чтобы я принципиально возражал против положений статьи, но против недопустимо критиканского тона, кроющегося за кажущейся академичностью – да, безусловно.

Обсуждать прочитанное с Гермионой бесполезно, Артемида опять куда-то запропастилась. В полном расстройстве я позвонил в редакцию городской газеты господину Корибанту, заместителю Харона и спросил, читал ли он статью в «Вестнике Милеса»? На мой вопрос господин Корибант ответил, что еще не успел, но если я хочу узнать подробности предвыборной платформы кандидата в мэры господина Лаомедонта, то он весьма советует не пропустить сегодняшний номер нашей газеты.

Как-будто кого-нибудь может интересовать предвыборная платформа господина Лаомедонта в то время, когда неизвестно, есть жизнь на Марсе или ее нет?

Я попытался дозвониться до мэрии, но там никого не было. Автоответчик сообщал одну и ту же фразу: «Извините, мэрия временно не работает, по всем вопросам обращайтесь через три дня к секретарю». Несмотря на то, что автоответчик говорил нежным голоском очаровательной Тионы, никаких теплых чувств он у меня не вызвал.

Поистине, безответственность наших сограждан перешла всякие границы. И не только господина Корибанта или мэра, но и моего дорогого зятя. На Марсе жизни нет, а он торчит в столице и в ус не дует!

Словом, ничего мне не оставалось делать, кроме как отправиться в трактир и попытаться узнать хоть что-нибудь.

Предвыборные плакаты и портреты господина Лаомедонта по-прежнему красовались на всех стенах и во всех витринах. И вот что удивительно: мальчишки всегда обрывали афишы и объявления, а тут, несмотря на то, что прошло целых два дня, ни один листок не был даже надорван. Может быть, кто-то специально следит за порядком? Слава Богу, хоть что-то стабильное в этом безумном мире.

В отличие от сотрудников редакции и членов городского совета, наши были заняты обсуждением статьи в «Вестнике Милеса». Едва я вошел, все точно по команде повернулись в мою сторону, я даже немного встревожился.

«А вот Аполлон, – сказал Димант, – он у нас учитель астрономии, пусть ответит.» Как-будто можно объяснить научную теорию Полифему или тем более Пандарею! Однако делать нечего. Пришлось прочесть целую лекцию. Клянусь, никогда я не волновался так, как в этот раз! Я постарался говорить с максимальной объективностью, тщательно подбирая слова, потому что в отличие от чиновников, прекрасно отдавал себе отчет в том, насколько серьезна и опасна тема. Я ссылался и на теории Птолемея, и на новейшие исследования докторов Бриарея и Котта из Марафинской астрофизической обсерватории. К концу я чувствовал себя словно на защите диплома в университете.

Некоторое время все молчали. Потом Полифем задиристо спросил: «Ты можешь ясно ответить: есть жизнь на Марсе или нет?» Ну вот попробуй такому что-нибудь объясни! О чем же я толковал перед ним битых полчаса? Не дождавшись ответа, Полифем тут же сделал вывод: «Все ясно, старички, это провокация. Этот Махаон марсианский агент. Решил усыпить бдительность, сволочь. Дескать, жизни на Марсе нет и не было, так что живите спокойно, все в полном порядке. А они пока что приберут все к рукам.» – «А что, есть еще что прибирать?» – ядовито поинтересовался Парал. «Нет, – сказал Димант, – тут надо подумать как следует. Может, сегодня на Марсе жизни и правда, нет. Вчера, может, была, а сегодня – нет». – «А куда ж она, по-твоему, могла деться? – ехидно спросил Парал. – Это пенсия сегодня – есть, а завтра – тю-тю. Марсиане – не пенсия». – «Это точно, – подтвердил Полифем. – Насчет пенсии – это правильно. А насчет марсиан – не может такого быть, чтобы не было. Кто-то же нас завоевал? Или не завоевал? Кто-то за наш желудочный сок платил? Или не платил?»

Тут он замолчал. Потому что всем, как мне показалось, пришла в голову одна и та же мысль. Первым ее высказал Морфей. «Старички, – сказал он. – А что, если их всех того… А?» – «Кто? – спросил Полифем. – Лаомедонт, что ли?» И все снова замолчали. Потому что вот как раз-таки господин Лаомедонт, по мнению большинства наших сограждан, очень даже мог – не только марсиан, но и кого угодно.

Я высказался в том смысле, что сомнения в жизни на Марсе высказывались учеными давно. «Да ладно тебе, – сказал Полифем. – Нашелся тоже ученый. Астроном-гастроном».

Все-таки грубость и бесцеремонность его бывают порой просто возмутительны. В конце концов, что может понимать в астрономии одноногий отставной унтер-офицер?

Заика Калаид задергался, зашипел. Когда все к нему обратились, он выдавил из себя: «Ж-жизнь на З-земле з-за-ародилась м-милл-лиа-ард лет наз-зад…»