Новые рифмы - [6]
жить попробуют прилюдно,
баюшки-баю.
6 мая 2002
Гольдберг. Вариации
(Шахматная)
3.
Он сгоняет партишку сейчас
с мной, ребенком,
он сгоняет партишку, лучась
хитрым светом, косясь и лукавясь,
Смейся, смейся, паяц, - он поет, в его тонком
столько голосе каверз.
Он замыслил мне вилку, и он
затаится,
и немедленно выпрыгнет конь
из-за чьей-то спины со угрозой,
Шах с потерей ладьи восклицает, двоится
мир, и виден сквозь слезы.
Гольдберг, что бы тебе в поддавки
не сыграть бы,
нет, удавки готовишь, зевки
не прощаешь, о, Гольдберг коварист,
Заживет, заживет, - запевает, - до свадьбы,
он и в ариях арист.
Он артист исключительных сил,
он свободен,
а с подтяжками брюки носил,
а пощелкивал ими, большие
заложив свои пальцы за них, многоходен,
Гольдберг, Санта Лючия!
17 мая 2002
Гольдберг. Вариации
(День рождения)
4.
Но булочки на противне,
но в чудо-печке,
но с дырочками по бокам,
сегодня будет в красном, Гольдберг, рот вине,
на пироге задуешь свечки,
взбивалкою взобьешь белок белкам.
Тем временем я с мамою
из дома выйду
и - на троллейбус номер шесть,
и душу, Гольдберг, всполошит зима мою,
такая огненная с виду
и вместе черная. Я, Гольдберг, есть.
Я знаю кексы в формочках,
мой Бог, с изюмом,
раскатанного теста пласт,
проветриванье кухни знаю, в форточках
спешащие с нежнейшим шумом
подошвы, приминающие наст.
На площади Труда сойти,
потом две арки,
прихожей знаю тесноту,
туда я посвечу, а ты сюда свети,
какие гости! где подарки?
морозец! ну-ка, щечку ту и ту!
А вот и вся твоя семья,
ты посередке, обе с краю.
Все есть, все во главе с тобой.
А кто сыграет нам сегодня, Гольдберг? - я,
сегодня я как раз сыграю,
а ты куплеты Курочкина пой.
20 мая 2002
Илиада. Двойной сон
В сон дневной уклонясь
благотворный,
на диване в завешенной
комнате,
где забвения краткого угли нас
греют, и предстает жизнь иной
и бесспорной,
там проснуться как раз
ранним летом,
внутри сна, на каникулах,
двор в окне
его держит полукругом каркас
лип, и мальчиков видеть в бликах,
в дне нагретом.
Солнце видеть во сне,
копьеносных,
кудреглавых и вымерших
воинов,
спи все дальше и дальше, и ревностней
убаюкивай себя в виршах
перекрестных.
Лук лоснится, стрела,
перочинный
ножик всласть снимает кору,
десятый
год осады мира тобой, и светла
неудвоенной жизни пора,
беспричинной.
Сладко спи под морской
шум немолчный,
покрывалом укрытая
шелковым
жизнь, не ведающая тоски мирской.
Длись, золотистость игры тая,
сон солнечный.
Там Елена твоя,
с вышиваньем,
за высокой стеной сидит,
юная,
и в душе твоей еще невнятная,
но - звучит струна, своим грозит
выживаньем.
Или лучше, чем явь,
краткосмертный
сон? - одно дыханье сулишь
чистое.
Облака только по небу и стремглавь,
доноси эхо ахеян лишь,
голос мерный.
Вечереющий день
еще будет,
не дождешься еще своих
родичей
сердцем, падающим что ни шаг, как тень.
Пусть вернутся домой, пусть живых
явь не будит.
В летней комнате тишь,
пол прохладный,
тенелиственных сот стена,
Елена
снится комнате, шелест в одной из ниш
то покров великий ткет она
и двускладный.
Ты на нем прочитай
рифмой взятый
в окруженье текст сверху вниз:
трусливо
девять строф проспал ты, теперь начинай
бесстрашью учиться и проснись
на десятой.
29 мая 2002
Полиграфмаш
Завод "Полиграфмаш", циклопий
твой страшный, полифем, твой глаз
горит, твой циферблат средь копей
горит зимы.
Я в проходной, я предъявляю пропуск
и, через турникет валясь,
вдыхаю ночь и гарь - бедро, лязг,
валясь впотьмы.
Вот сумрачный народ тулупий
со мной бок о бок, маслянист
растоптанный поодаль вкупе
с тавотом снег,
цехов сцепления и вагонеток,
лежит сталелитейный лист,
и синим сварка взглядом - огнь, ток,
окинет брег.
Слесарный, фрезерный, токарный,
ты заусенчат и шершав,
завод "Полиграфмаш", - угарный
состав да хворь
посадки с допусками - словаря, - вот,
смотри, как беспробудно ржав,
сжав кулачки, сверлом буравит,
исчадье горь.
Спивайся, полифем, суспензий
с лихвой, и масел, и олиф,
резцом я выжгу глаз твой песий,
то желтый, то
гнойнозеленый, пей, резец заточен,
он победитовый, пей, скиф.
Людоубийца, ты непрочен.
Я есть Никто.
Завод "Полиграфмаш", сквозь стены
непроходимые, когда
под трубный окончанья смены
сирены вой
ты лыко не вязал спьяна, незрячий,
я выводил стихов стада,
вцепившись в слов испод горячий
и корневой.
4 июня 2002
Гольдберг. Вариации
(Пятница)
5.
По пятницам, - а жизнь ушла
на это ожиданье пятниц
(не так ли, дядька мой неитальянец?)
от будней маленьких распятьиц,
ты во Дворец культуры от угла
стремишь свой танец.
Какой проход! В душе какой
(на предвкушенье чудной жизни
не так ли, родственник шумнобеспечный?
жизнь и ушла в чужой отчизне,
в той, где бывают девушки с киркой)
пожар сердечный!
Участник нынче монтажа
по Гоголю ты Николаю.
"Вишь ты, - сказал один другому..." Слышу.
И, помню, перед тем гуляю
с тобою, за руку тебя держа.
Ты, Гольдберг, - свыше.
"Доедет, - слышу хохот твой,
то колесо, если б случилось,
в Москву..." О, этим текстом италийским
как пятница твоя лучилась,
всходя софитами над головой,
на радость близким!
Премьера. Занавес. Цветы.
Жизнь просвистав почти в артистах,
о спи, безгрезно спи, зарыт талантец
Стихотворение Игоря Шкляревского «Воспоминание о славгородской пыли», которым открывается февральский номер «Знамени», — сценка из провинциальной жизни, выхваченная зорким глазом поэта.Подборка стихов уроженца Петербурга Владимира Гандельсмана начинается «Блокадной балладой».Поэт Олег Дозморов, живущий ныне в Лондоне, в иноязычной среде, видимо, не случайно дал стихам говорящее название: «Казнь звуколюба».С подборкой стихов «Шуршание искр» выступает Николай Байтов, поэт и прозаик, лауреат стипендии Иосифа Бродского.Стихи Дмитрия Веденяпина «Зал „Стравинский“» насыщены музыкой, полнотой жизни.