Новые рассказы Южных морей - [47]

— Явита, — ответила ему Дане, — до того, как ты родился, я и твой отец прожили на свете уже много лет, и белые начальники всегда обращались с нами как с маленькими детьми. Ты ходил в школу и научился их языку, поэтому ты, может быть, с ними подружился. Может быть, тебе их мудрость и понятна, но не нам — между нами и белым человеком всегда стояла каменная гора. Мы и белые люди никогда не понимали друг друга. Вспомни пословицу: разорвет ветром банановый лист, не срастись ему снова, так и засохнет. Ты молодой лист, ветер тебя пока не разорвал, но помни: еще могут подуть сильные ветры…

Мне в этот разговор вступать не хотелось, и я сказал:

— Явита, ты совсем засыпаешь. Может, разведешь огонь под мужской половиной дома?

Явита взял охапку дров и пошел разжигать огонь. Джимана тоже отправилась развести огонь под их с матерью половиной — ночь была очень холодная. Когда Дане увидела, что огонь под их половиной разгорелся, она пошла туда, прихватив свою циновку. Я услышал, как она говорит Джимане:

— А я-то думала, ты уже похрапываешь!

Джимана ей ответила:

— Я хотела с тобой поговорить. Почему ты не пускаешь отца в деревню белого человека? Его братья жили в миссиях на берегу моря или работали на плантациях, они повидали мир, а теперь, когда и ему выпал случай…

— Джимана, — перебила ее Дане, — я отца не держу, пусть отправляется, но только кто за это будет платить? Ему придется лететь на «балусе», а за это платят деньги. И помни, «балус» не лодка — это на лодке гребешь себе спокойно, а если она вдруг начнет тонуть, можно до берега добраться вплавь. Но что, интересно, будет делать твой отец, если сломается «балус»? Как тогда он спасется? Замахает руками и полетит?

Я пошел на нашу половину и лег прямо над огнем, где всего теплее. Явита тоже пришел и сел, скрестив ноги.

— Отец, — спросил он, — почему ты молчал?

— Потому что все наши деньги у твоей матери. Ей и без них забот хватает, да и мне тоже — прошлой ночью дикая свинья пробралась к нам в огород и поела таро. И лодку надо доделать, и нужны лианы и жерди починить пол около верхней ступеньки.

— А если мама согласится отпустить тебя, ты отправишься со мной вместе?

— Да, если ты объяснишь мне зачем и докажешь матери, что это совсем не опасно.

— Зачем, я скажу тебе завтра, при маме. А теперь давай спать, тогда мы сможем встать пораньше и пойти на огород — я починю изгородь сам.

— Будь по-твоему, — сказал я, — приятного тебе сна.

Ногам стало горячо, я отодвинул их, подложил ладонь под голову и задумался о деревне белого человека. Думал я о ней очень долго.

Рано утром голова у меня проснулась, но телу просыпаться никак не хотелось. Внизу, под полом, послышались шаги, я заглянул в щель и увидел: это Дане идет к очагу и несет глиняный горшок и клубни таро.

Был туман, и, наверно, от этого не хотелось вставать. Я было собрался снова закрыть глаза, но Дане закричала:

— Просыпайтесь, рассвело уже! Поедите, когда вернетесь из церкви, — воскресная служба важней всего!

Совсем забыл, что сегодня воскресенье! Разбудил Явиту, и мы пошли с ним к реке, но вода была очень холодная, и купаться мы не стали, а только умылись.

Едва мы вернулись с реки домой, как затрубили в раковину — пора было идти в церковь. Люди уже шли туда вереницей, отправились и мы. Перед тем как войти, мы положили у двери таро, бататы, кокосы, бананы, дыни и огурцы — денег у нас не было, поэтому мы принесли богу пищу, которую едим сами.

Я пошел на правую сторону, где место для мужчин, и стал на колени. Женщины и девушки сидели слева. Я перекрестился, прочитал молитву и тоже сел. Проповедник, его звали Никодимус Кове, объявил, что мы будем петь гимн «Как сладко имя Иисуса тем, кто уверовал в него». Женщины запели в полный голос, мы, мужчины, хуже — наверно, оттого, что слишком много жуем бетеля.

После гимна другой проповедник начал читать «благую весть», на этот раз — из послания апостола Павла римлянам. Было скучно, слушать я стал только под конец, когда проповедник говорил:

— «…Ибо я уверен, что ни смерть, ни жизнь… ни высота, ни глубина… не может отлучить нас от любви божьей…»

Потом началась проповедь, но мне было неинтересно, и я не стал слушать, а старался вспомнить, что видел во сне. Не знаю, сколько времени тянулась служба, — я думал только о том, о чем мы говорили дома вечером.

Служба кончилась, и люди стали выходить из церкви, а выйдя, останавливались и пожимали руки друзьям. Все смеялись над проповедником — говорили, что последний гимн он начал слишком высоко.

Домой я пришел, когда солнце уже пекло вовсю. Дане поставила передо мной миску и сказала:

— Это тебе — ешь, пока не пришел Явита со своими приятелями.

И правда, вскоре я увидел: идет Явита, а с ним целая толпа. Я спросил у Дане:

— Сколько у нас еды?

— Приготовленной на его друзей не хватит, но есть кокосы на деревьях, а в доме — спелые бананы.

Явита и его приятели сели, Дане принесла три блюда вареного таро и сказала:

— Вас много, а еды мало, но, если вы будете очень много есть, животы у вас станут большие, как у свиней, и девушки вас не будут любить.

Потом друзья Явиты разошлись по своим домам, и тогда я спросил его: