Новые приключения Грязнули Фреда - [68]

– Бунт. Так что постарайтесь собраться с силами.

– Вам дурно? – встревожился он, видя, с каким трудом Лилиан переводит дыхание.

– Я вытащила вас из чужой каюты, а весите вы немало… Ой!

Мистер Тео не удержался и поцеловал ее. Несмотря на бушевавший вокруг ад, молодые люди некоторое время предавались сему приятному занятию. Виданное ли дело подобное безумие?

Виданное. Я сам видел, своими собственными глазами.

Должен заметить, состояние отрешенности, даже можно сказать, невменяемости является характерным симптомом безмерного эгоизма, именуемого любовью. Двое людей абстрагируются во времени и пространстве от всего окружения, чтобы, скажем, при пожаре, на крыше полыхающего дома, воспользоваться моментом, пока до них не добрались пожарники, и слиться в поцелуе.

Послышалось несколько выстрелов. Мистер Тео поспешил на палубу. Кругом темнота, разрываемая лишь вспышками выстрелов. Кто-то вскрикнул, видимо задетый пулей…

– А ну, тихо! – раздался грозный возглас: исполнитель приговоров, высунувшись из окна своей каюты, возмущенно ударил кулаком по подоконнику.

– Согласен с вами на все сто! – откликнулся из темноты незримый господин Вагнер. – Шум-гам каждой ночью. Твердой руки не хватает… Мой приятель Стровачек нашел бы на них управу: одному врезал, другому вмазал – остальные мигом замолкли бы… Спи, Арнольд, не трепыхайся, моя крошка! Я с тобой.

«Плавучий дурдом!» – мелькнуло в голове у Тео. Ползком, по-пластунски, он двинулся к радиорубке, при этом кто-то, невидимый в темноте, выпустил в его сторону целую очередь.

Из радиорубки доносился мужской голос: там явно что-то диктовали радисту… А вот раздалось чириканье – значит, и господин Вагнер поблизости!

– Алло, алло! – говорил радист. – Вас вызывает «Стенли отдыхает»! Прошу передать в редакцию следующее: «На всех парах идем к цели. А. Винтер».

Кровь бросилась мистеру Тео в голову. Выходит, этот бумагомаратель все-таки мужчина?! Тео распахнул дверь в рубку… Господин Вагнер держался за собственные штаны и спал, привалясь к стене.

– Благодарю! – сказала Лилиан радисту и в этот момент заметила Тео. Лицо ее побелело, губы задрожали…

Миллионер издал язвительный смешок, но у него тоже в лице не было ни кровинки.

– Да, А. Винтер – это я! – с вызовом бросила Лилиан. – Вы первым начали этот поединок!

– Ваша взяла! – хрипло произнес Тео. – При таких средствах борьбы вам заранее обеспечена победа над любым джентльменом!

– Наглец!

– Довольно, мадам! Ваши дела меня не интересуют! Радист, передайте сигнал бедствия…

– Руки вверх! – В руках у женщины блеснул револьвер.

Вслед за этим нежная дамочка испустила вопль ужаса и хлопнулась в обморок. Лилиан проиграла, не учтя простейшей логики: господин Вагнер, которому (бог весть почему) была дорога его жизнь, машинально поднял руки вверх и перестал поддерживать штаны.

По распоряжению Тео радист послал сигнал бедствия, а Вагнер, посрамленный хуже некуда, продолжал спать крепким сном с поднятыми руками.

Участники экспедиции разделились на независимые и, даже более того, враждебные группы. С кормы вели огонь Рыжий Васич и его дружки, из носовой части отстреливались Вильсон и его сторонники. Автономное положение занимал Сократ Швахта (или просто Крат), воин-одиночка, который отсиживался в своей каюте и время от времени палил наобум из окошка. Подобное развлечение вошло на корабле в привычку…

Нейтральный отряд образовали сэр Максвелл, иногда украдкой выглядывавший из бочки, и французский физик Брюсье, который до сих пор не появлялся на страницах нашего романа (да и впредь не появится), поскольку с первых минут путешествия оказался прикован к койке морской болезнью. Упоминать о нем теперь было бы поздно, да и неуместно.

Межпалубное пространство захватили мистер Тео, футбольный судья, слесарь-водопроводчик и ювелир. Время от времени то тут, то там появлялся узкий, длинный шкаф – на своих двоих, – и по нему сразу же открывали пальбу со всех сторон.

Густав Барр вознамерился выдавить верх шкафа, где его держали в заточении, однако вместо этого от шкафа отделился низ, и ноги пленника оказались на свободе. А что еще оставалось великому ученому, о котором в пылу сражения все позабыли?

Днем позже на сцене появился и его тучный синий сородич, то бишь Ливингстон, чтобы своей экстравагантной внешностью усугубить всеобщую неразбериху.

Тем временем прозектор и Офелия Пепита, ставшие за штурвал, худо-бедно направляли ход корабля, вследствие чего вихляющий из стороны в сторону «Стенли» со сдвинутой набекрень трубой напоминал подгулявшего завсегдатая кабака.

Господин Вагнер провел эти трудные часы, лежа на столе в операционной, то распевая оперные арии, то погружаясь в сон. В результате Сократ Швахта чуть было не прооперировал его, приняв за пациента. Хотя на самом деле пациентом оказался А. Винтер, покрытый угольной пылью до корней волос; у новоявленного кочегара разболелась нога, и он обратился к врачу.

– У меня застарелая экзема, – сообщил он господину Вагнеру, застав его в операционной. – Извольте взглянуть, уважаемый коллега.

– Палач вам коллега, – ответствовал господин Вагнер. – Ждите, он скоро придет! – С чем и захрапел.