Новые похождения бравого солдата Швейка. Часть 1 - [3]
— Пишите: Иосиф Швейк. Нагнетов и наминов нет, экстерьер подходящий, бабки высокие… Мокрецом не болел?
— Никак нет, — бодро ответил Швейк, понявший, что попал в руки к ветеринару. — Вот только, осмелюсь доложить, засекаюсь на левую ногу.
— Пройдет! Пишите: годен! Подводите следующего… А вам, — он кивнул в сторону Швейка, — можно заамуничиваться и рысью в комнату номер три.
В комнате номер три заседала расовая комиссия. Председательствовал в ней некий доктор Хинк, пользовавшийся репутацией крупнейшего специалиста по расовой теории. Это был ловкий жулик, который за хорошую плату мог любого китайца произвести в северные германцы самых чистых кровей.
Швейка привели в комнату номер три вместе с Вацлавом Коржинкой, который по дороге все время причитал:
— Ах, почему я не ариец, арийцев лучше кормят….
Увидев Швейка и Коржинку, доктор Хинк даже сплюнул:
— Ну вот, опять! Вы только посмотрите на эту пару, Франц, — обратился он к своему помощнику. — Что я буду их осматривать, мерить их дурацкие черепа и толстые носы, когда за версту видно, что это чехи? Ведь ты чех? — спросил он у Коржинки.
— Я чех, но я больше не буду, — ответил испуганный Коржинка.
— Вот видите! За целый день ни одного арийца. Если так будет продолжаться, мы с вами полетим отсюда к чертям собачьим, на фронт. Командование требует хотя бы одного арийца в день, а где я его возьму? Пусть скажут спасибо, что эти еще есть. — И доктор Хинк раздавил окурок с такой яростью, что даже согнул медную пепельницу. — Ну, а вы? Тоже чех? — обратился он к Швейку.
— Осмелюсь доложить, это мне неизвестно. С одной стороны, моя пра-прабабушка была очень легкомысленная особа и, кажется, жила месяц в Германии, а с другой стороны, по бумагам я безусловный чех. Но, вообще-то говоря, бумага еще ничего не значит. В трактире «У чаши» недавно был такой случай. Там служил один негр-барабанщик. Он был не только черный, как сапог, он был по всем бумагам негр. Но однажды пан фельдфебель Кунст, из районного штурмового отряда, сел с ним играть в двадцать одно и за полчаса спустил сначала все деньги, а потом всю одежду, так что остался в одних кальсонах и при штурмовом значке. Тогда пан фельдфебель объявил этого негра евреем, отобрал назад весь свой проигрыш и все собственные деньги барабанщика и на закуску сломал о него его же барабанные палочки.
— Не морочьте мне голову, — сказал доктор Хинк. — Отвечайте толком, чех вы или не чех? Впрочем, что я спрашиваю? У арийца должны быть светлые волосы, высокий рост… А вы? Да вы только посмотрите на себя…
— Осмелюсь доложить, что я уже смотрел. Но возможно, я — исключение. Вообще эти признаки — очень темная вещь. В Будейовицах, например, я сам видел одного цыгана-конокрада, такого жгучего брюнета с усиками, который был настолько похож на нашего фюрера, что, когда его вешали за то, что он угнал у зеленщика Прашека его рыжую кобылу, вся толпа кричала «хайль Гитлер». Кстати, этот случай с господином рейхсканцлером Гитлером напоминает мне того черного кобеля, которого я взял щеночком, думая, что это чистокровный сеттер. Когда он вырос, оказалось, что это простая дворняжка, настоящее дерьмо. В довершение всего он взбесился и перекусал всех в квартире.
— Заткнитесь! Что вы приплетаете к фюреру каких-то кобелей? — возмутился доктор Хинк. — Лучше скажите: можете вы доказать, что у вас арийская кровь?
— Осмелюсь доложить, доказать все можно. В Градчанах один очень уважаемый немец, некто Бауер, узнав, что его бабушка была не чистокровна, обратился к одному эксперту, отчаянному взяточнику и шаромыжнику, подмазал его как следует, и тот доказал, что у этого Бауера вообще не было никакой бабушки. Бауеру это дело обошлось в пять тысяч крон, и вдобавок он подарил эксперту новый автомобиль. Правда, потом подлец эксперт, получив все, что ему причиталось, выдал этого немца гестапо, отчего тот сошел с ума и все искал свою бабушку, чтобы она снова родила его мать, а мать — чтобы заново родила его…
— Довольно, довольно! — торопливо перебил его Хинк, который случайно и был тем подлецом экспертом, про которого рассказывал Швейк. — Знаете что, Франц? — обернулся он к своему помощнику. — Запишите-ка его арийцем! Все-таки хоть один будет! Чорт с ним!
И Швейк оказался арийцем.
4. На Швейка сваливается чудо
Покинув комнату номер три, где доктор Хинк так опрометчиво признал его арийцем, Швейк скоро испытал преимущества своего положения. В то время как Вацлав Коржинка — получил в интендантском складе совершенно невообразимое тряпье и сапоги из заменителей, жесткие, как самоварные трубы, Швейку выдали сильно поношенное, но еще приличное обмундирование, простреленное всего в шести местах.
— Если парню, который это носил до меня, посчастливилось выжить, — заметил Швейк, разглядывал френч, — он, наверное, потом окачурился от сквозняка.
Когда же Швейк надел форму, он смог еще раз убедиться в том, что история повторяется. Вторую войну, как и первую, он начинал в обмундировании, номера на три большем, чем полагалось. Пилотка слезала на уши, штаны огромными пузырями наползали на короткие голенища сапог, удивительно похожих на утюги. И тем не менее, увидев его, Вацлав Коржинка завистливо сказал:
