Новые письма счастья - [3]
А привычка премьеров менять...
Впрочем, нет. Не настолько мы желты,
Чтоб Борису сегодня пенять.
Не такие мы, Боря, путанки!
Ты за все заплатил головой.
Ты в историю въехал на танке
И уполз из нее чуть живой.
Пусть, при жизни в забвение канув,
Попирают тебя остряки:
Ты взрастил поколенье титанов.
Может статься, себе вопреки.
Вот они – широки, гонористы,
Демократии нашей творцы:
Губернаторы, авантюристы,
Олигархи, писаки, борцы!
Рос любой, кто с тобою связался,
Попадая на твой карнавал.
Даже жулик гигантом казался
(Ибо кто еще так воровал?!).
Несравненных ты вырастил гадов,
Сверхгигантских вскормил пауков:
Березовский, Гусинский, Масхадов,
Сосковец, Барсуков, Коржаков...
Но зато и какие герои!
Кох, Чубайс, и Лужок-на-Москве,
И Явлинский, раздувшийся втрое
От сознанья, что он в меньшинстве!
Ты все реже являешься, скромник,
Ты навеки Барвихой пленен.
Твой преемник похож на приемник,
Детприемник дзержинских времен.
Все как будто бы тихо и гладко,
Старикам прибавляют монет,
Есть иллюзия полупорядка...
Все в порядке. А воздуха нет.
РАЗБОР ПРОЛЕТОВ
Июнь 2001. Арест Владимира Гусинского после недавней истории с таинственным исчезновением и столь же таинственным обнаружением Андрея Бабицкого.
Сцена изображает кремлевский кабинет Путина. ПУТИН нервно ходит по ковру. На ковре перед ним – вызванные на разбор полетов Рушайло, Патрушев и Устинов.
ПУТИН:
Это что же вы творите, сукины сыны?
В США и в Лондон-сити все потрясены!
Говорят, что я свободу прессы удушил
И российскому народу хавальник зашил!
Я ж велел вам только прессу мягко уломать,
Не теряя политесу, шлеп же вашу мать!
Вы ж Бабицкого ломали, как тайфун – тростник!
Нешто вы не понимали, резник и мясник?!
СИЛОВИКИ (хором):
Ну, пускай наполовинку пережали пресс —
Нам же все-таки в новинку этот политес!
Не чуждайся нашей дружбы и не обессудь:
Мы ведь все ж таки спецслужбы, а не кто-нибудь!
ПУТИН:
Ну, Бабицкого прощу хоть. Но налет на «Мост»?!
Я же вас просил прощупать, потянуть за хвост,
Но устроить маски-шоу посреди Москвы —
Это, братцы, по-большому мне наклали вы!
Можно было компроматом рожи им намять,
Но нельзя же автоматом, шлеп же вашу мать!
СИЛОВИКИ:
Ну допустим, ну а фиг ли? Тут же враг кругом!
Мы же, Вова, не привыкли цацкаться с врагом!
Так что мы не виноваты, зря не голоси:
Мы ж ведь все-таки солдаты, а не хрен соси!
ПУТИН:
Что же мне, раздать награды? Ручки вам пожать?
Ну Гусинского-то, гады, кто велел сажать?
Я ж сказал – пугнуть немного. Дескать, доконал.
У него ж, у демагога, собственный канал!
Тут про эту предварилку воет целый свет!
Я ж сказал – «Загнать в бутылку», а в Бутырку – нет!
СИЛОВИКИ:
Что он тут торчал, как цаца, грязью нас полив?
Пусть он едет издеваться на фиг в Тель-Авив!
Пред тобой, Вован, мы чËсты, или нет, чист˚,
Мы ж ведь все-таки чекисты, ровно как и ты!
ПУТИН:
Да конечно, это суки, сволочи, враги —
Но ведь нам связали руки внешние долги!
Запад как о троглодите воет обо мне!
Вы уж все-таки блюдите видимость вовне!
Чтобы мы хотя б снаружи, глядючи в упор,
Были все-таки не хуже, чем до этих пор!
Занимайтесь тут хоть сыском, жмите всю печать,
Но кончайте вы с Гусинским!
СИЛОВИКИ (радостно):
Стало быть, кончать?!
ПУТИН (с досадой):
Да к чему же нам расправа, пытки и бои?
Эк у вас зудит-то, право, прыткие мои!
Пусть бы он на волю вышел, шлеп же вашу мать,
Пусть бы я о нем не слышал дней хотя бы пять!
СИЛОВИКИ (с готовностью):
Мы, быть может, грубоваты, выжжены в борьбе,
Но, однако, мы – солдаты, верные тебе!
И тебе даем мы слово: про него, жида,
Ты не будешь слышать, Вова, больше никогда!
Бросаются к Путину и отрывают ему уши.
СДАЧА
Июль 2001. Югославия во главе с Воиславом Коштуницей сдала Слободана Милошевича Гаагскому военному трибуналу.
ЧЛЕНЫ ПРАВИТЕЛЬСТВА (шепотом, Джинджичу):
Смелей! Решайся, ренегат,
Ослица Буридана!
ДЖИНДЖИЧ (неуверенно):
Воислав! Вишь, какой расклад...
Мы сдали Слободана.
КОШТУНИЦА:
Ну, блин! Не жизнь, а волшебство.
Скандалы на скандале!
Кто согласился взять его
И что за это дали?
ДЖИНДЖИЧ:
Да на него еще когда
Прислали нам бумаги!
Короче, мы сказали «да» —
И он теперь в Гааге.
КОШТУНИЦА (бледнея):
Не может быть! Да ты в уме?!
Отдать в Гаагу Слобо!
Теперь мы все в таком дерьме!
И вы! А я – особо!
ДЖИНДЖИЧ:
Ты знаешь, я подумал тут...
Он, знаешь, шизофреник,
А нам сказали, что дадут
За это много денег!
КОШТУНИЦА:
Ух, как взъярится большинство!
Скажи мне, ради бога:
Вы, значит, продали его?
ДЖИНДЖИЧ:
Но денег правда много.
КОШТУНИЦА (остывая):
Весь мир теперь остынет к нам...
ДЖИНДЖИЧ:
Воислав, это враки.
КОШТУНИЦА:
Да он с собой покончит там!
ДЖИНДЖИЧ:
Воислав, это вряд ли.
КОШТУНИЦА:
И как я мог не уследить?!
Мне что теперь – убиться?
ДЖИНДЖИЧ:
Но не самим же нам судить
Народного любимца!
КОШТУНИЦА (с тоской):
Теперь начнется крик, скандал,
И шум, и тьма кромешна...
Но я не знал! Ведь я не знал?
СОВЕТ МИНИСТРОВ (хором):
Не знал! Не знал, конешно!
КОШТУНИЦА (примиренно):
Мне лишь Отчизна дорога!
Я чужд угрюмой злобы!
А денег много?
СОВЕТ МИНИСТРОВ:
До фига!
КОШТУНИЦА:
Но я не знал?
ДЖИНДЖИЧ:
Еще бы!
ПАРА КРУТЫХ
Октябрь 2001. Путин встречается с Бушем.
БУШ:
Мой друг Владимир...
ПУТИН:
Можно Вова.
БУШ:
Любезный друг, не всем дано
Понять друг друга с полуслова,
Но я-то понял вас давно.
Новый роман Дмитрия Быкова — как всегда, яркий эксперимент. Три разные истории объединены временем и местом. Конец тридцатых и середина 1941-го. Студенты ИФЛИ, возвращение из эмиграции, безумный филолог, который решил, что нашел способ влиять текстом на главные решения в стране. В воздухе разлито предчувствие войны, которую и боятся, и торопят герои романа. Им кажется, она разрубит все узлы…
«Истребитель» – роман о советских летчиках, «соколах Сталина». Они пересекали Северный полюс, торили воздушные тропы в Америку. Их жизнь – метафора преодоления во имя высшей цели, доверия народа и вождя. Дмитрий Быков попытался заглянуть по ту сторону идеологии, понять, что за сила управляла советской историей. Слово «истребитель» в романе – многозначное. В тридцатые годы в СССР каждый представитель «новой нации» одновременно мог быть и истребителем, и истребляемым – в зависимости от обстоятельств. Многие сюжетные повороты романа, рассказывающие о подвигах в небе и подковерных сражениях в инстанциях, хорошо иллюстрируют эту главу нашей истории.
Дмитрий Быков снова удивляет читателей: он написал авантюрный роман, взяв за основу событие, казалось бы, «академическое» — реформу русской орфографии в 1918 году. Роман весь пронизан литературной игрой и одновременно очень серьезен; в нем кипят страсти и ставятся «проклятые вопросы»; действие происходит то в Петрограде, то в Крыму сразу после революции или… сейчас? Словом, «Орфография» — веселое и грустное повествование о злоключениях русской интеллигенции в XX столетии…Номинант шорт-листа Российской национальной литературной премии «Национальный Бестселлер» 2003 года.
Неадаптированный рассказ популярного автора (более 3000 слов, с опорой на лексический минимум 2-го сертификационного уровня (В2)). Лексические и страноведческие комментарии, тестовые задания, ключи, словарь, иллюстрации.
Дмитрий Быков — одна из самых заметных фигур современной литературной жизни. Поэт, публицист, критик и — постоянный возмутитель спокойствия. Роман «Оправдание» — его первое сочинение в прозе, и в нем тоже в полной мере сказалась парадоксальность мышления автора. Писатель предлагает свою, фантастическую версию печальных событий российской истории минувшего столетия: жертвы сталинского террора (выстоявшие на допросах) были не расстреляны, а сосланы в особые лагеря, где выковывалась порода сверхлюдей — несгибаемых, неуязвимых, нечувствительных к жаре и холоду.
«История пропавшего в 2012 году и найденного год спустя самолета „Ан-2“, а также таинственные сигналы с него, оказавшиеся обычными помехами, дали мне толчок к сочинению этого романа, и глупо было бы от этого открещиваться. Некоторые из первых читателей заметили, что в „Сигналах“ прослеживается сходство с моим первым романом „Оправдание“. Очень может быть, поскольку герои обеих книг идут не зная куда, чтобы обрести не пойми что. Такой сюжет предоставляет наилучшие возможности для своеобразной инвентаризации страны, которую, кажется, не зазорно проводить раз в 15 лет».Дмитрий Быков.
Сразу оговорюсь, что данный сборник – не напутствие для исполнения, все нижеперечисленное – художественный вымысел, которого не стоит придерживаться никому, кто ценит собственную жизнь и здоровье. Приятного чтения, надеюсь, получилось не слишком тупо. Содержит нецензурную брань.
Зарисовки о Скорой в стихах, случаи на вызовах, естественно юмор, пусть и чёрный. Содержит нецензурную брань.
«…О, ужас! Гадкие щенки, В тарелки сунув языки, Лакают громко молоко… Представить сцену нелегко!…».
В «Избранное» попали стихотворения из ранее опубликованных книг: «Отражение», «Переплетение», «Краски дня», «Счастье в мелочах…» и «В бесконечность…». Это мини-версия двух последних книг, а впереди — новая книга, уже со стихами, которые не вошли ни в одну из этих книг!
Новая книга стихов большого и всегда современного поэта, составленная им самим накануне некруглого юбилея – 77-летия. Под этими нависающими над Андреем Вознесенским «двумя топорами» собраны, возможно, самые пронзительные строки нескольких последних лет – от «дай секунду мне без обезболивающего» до «нельзя вернуть любовь и жизнь, но я артист. Я повторю».
«Поэзии Елены Катишонок свойственны удивительные сочетания. Странное соседство бытовой детали, сказочных мотивов, театрализованных образов, детского фольклора. Соединение причудливой ассоциативности и строгой архитектоники стиха, точного глазомера. И – что самое ценное – сдержанная, чуть приправленная иронией интонация и трагизм высокой лирики. Что такое поэзия, как не новый “порядок слов”, рождающийся из известного – пройденного, прочитанного и прожитого нами? Чем более ценен каждому из нас собственный жизненный и читательский опыт, тем более соблазна в этом новом “порядке” – новом дыхании стиха» (Ольга Славина)
Творчество Ларисы Миллер хорошо знакомо читателям. Язык ее поэзии – чистый, песенный, полифоничный, недаром немало стихотворений положено на музыку. Словно в калейдоскопе сменяются поэтические картинки, наполненные непосредственным чувством, восторгом и благодарностью за ощущение новизны и неповторимости каждого мгновения жизни.В новую книгу Ларисы Миллер вошли стихи, ранее публиковавшиеся только в периодических изданиях.
В новую книгу «Тьмать» вошли произведения мэтра и новатора поэзии, созданные им за более чем полувековое творчество: от первых самых известных стихов, звучавших у памятника Маяковскому, до поэм, написанных совсем недавно. Отдельные из них впервые публикуются в этом поэтическом сборнике. В книге также представлены знаменитые видеомы мастера. По словам самого А.А.Вознесенского, это его «лучшая книга».