Новые испытания - [93]

— Приветствую! Как обстановка?

— Нормально всё, Григорий Тимофеевич, — ответил часовой.

— А ты чего такой сонный? Не выспался, что ли?

— Да нет, я как огурец, нормально, Григорий Тимофеевич.

— Точно? Ладно, Ты док проверил? — спросил Буряк.

— Сам док — нет. Но я территорию всю осмотрел — вдоль и поперёк. Теперь вот стерегу вход. Вы не беспокойтесь, Григорий Тимофеевич, всё в порядке тут!

— В порядке? А почему док изнутри не проверил? Поленился, что ли?

— А чего его проверять? Заперто же.

— Заперто, говоришь? А как заперто: изнутри или снаружи? — поинтересовался следователь.

— Я не знаю.

— Ладно, я сам проверю.

Смотритель слушал весь этот разговор и про себя ругался. Дверь ходила ходуном.

— Изнутри заперто, — сказал следователь.

— Гриша, ну чего ломиться, если заперто? Что за неуважение к чужой частной жизни? — прошипел смотритель.

В дверь перестали стучаться. Следователь осторожно спросил:

— Родь? Мишка?

Смотритель приник к двери:

— А там кто? Буряк? Гришка?

Следователь опешил от неожиданности.

— Всё, Мишка! Хана тебе пришла! — сказал он, придя в себя.

— Ой! Боюсь-боюсь… — заёрничал смотритель.

— Лучше отпирай дверь и сдавайся! — потребовал Буряк.

— Лучше — для кого? — поинтересовался смотритель.

— Для всех. И для тебя в первую очередь.

— Не понял. Переведи.

— Сдавайся. Или я буду стрелять через дверь, — завёлся следователь.

— Не стоит, Гриша.

— Это тебе не стоит препираться, Миша.

— Я серьёзно, Григорий Тимофеевич. Я бы на твоём месте этого не делал.

— Почему это, интересно?

— Потому что у меня здесь есть мина, — объяснил смотритель. — Небольшая, да удалая.

— Не бери меня на понт, — не поверил ему Буряк.

— Я серьёзен, как никогда. Рванёт так, что ни меня, ни тебя, ни паренька твоего сонного, который три часа меня здесь от вас, ментов, охранял, не будет…

— Ты что, угрожаешь?

— Ну что ты. Это ты мне угрожаешь, Гриша. А я только предупреждаю.

— Ладно, не буду стрелять, — согласился следователь.

Буряк отошёл подальше от двери и тихо сказал часовому:

— Беги за подмогой и сапёрами! Я его задержу.

После этого он вернулся к двери.

— Ты чего там затих, Буряк? — спросил его смотритель.

— Я здесь. Жду, когда ты выйдешь, Миша.

— Может, лучше вы к нам? — засмеялся Родь.

— Согласен. Открывай.

— Я пошутил.

— Я понял. Так что будем делать?

— Ты меня спрашиваешь? Ха! Я бы на твоём месте шёл обратно, чтобы не злить меня. И тебе будет спокойнее, и я грех на душу брать не стану.

— Тем более что у тебя грехов на душе предостаточно, — напомнил следователь.

Смотритель во время разговора раздумывал, как поступить со взрывчаткой. Он подложил её под дверь.

— Как там твой коллега-то поживает? Марукин? — спросил он у Буряка.

— Это, скорее, не мой коллега, а твой. Тоже мне, охотник за сокровищами из дурдома.

— Так ты что, Григорий Тимофеевич, его в дурдом упёк?

— Не я упёк, а он с нашими экспертами в дурачка играет. Хочет, чтобы его признали невменяемым.

— И ты веришь, что он невменяемый? Эх ты, Гриша, взрослый человек, а такой наивный.

— Не переживай, разберёмся. Лично я не верю, да и экспертиза покажет. Кстати, если ты помнишь, прикидываться Марукин научился у тебя. Помнишь, как ты сердечный приступ пытался изобразить?

— Ох, Гриша, сердечко-то у меня действительно ёкает. Как подумаю, что придётся взорвать здесь, всё к чёртовой матери, самому нехорошо делается.

— Так, может быть, не взрывать? Может быть, обойдёмся мы без этих… пиротехнических фокусов?

— Не получится. Вынуждаете вы меня, гражданин следователь, — укоризненно сказал смотритель.

— Только не надо разыгрывать из себя загнанного в угол, — попросил Буряк. — Из любого положения есть выход.

— Это общие слова, Гриша. Общие и пустые.

— А вот и нет. Если хочешь знать, я лично не испытываю к тебе никаких негативных чувств. А по большому счёту, даже сочувствую.

— Ой, ли? А когда я был в камере, и ты колол меня, Гриша, ты разговаривал по-другому, — напомнил смотритель.

— Послушай меня, Михаил! Сейчас тебе кажется, что весь мир настроен против тебя. И я понимаю твои чувства. Но стоит пройти шаг, сделать всего одно движение — в мою сторону — изменится всё. И точка зрения тоже.

— Не уговаривай, лукавый! То, что ты меня понимаешь, — в это верю. Ты такой же одинокий волк, как и я. У тебя же, Гриша, нет другого смысла в жизни, кроме работы. Так что на данный момент твой смысл — это я, — смотритель засмеялся. — И ты мне не сочувствуешь. Ты просто боишься этот смысл потерять.

— Ты, конечно, незаурядный человек, Михаил Макарыч, но, извини, мне кажется, что у тебя мания величия. Ты не смысл, ты — моя работа.

— Ладно, ладно, — примирительно сказал смотритель. — Не хотел обидеть.

— Лучше знаешь что… Предлагаю тебе раскаяться и помочь следствию. Отдать карту Сомова нам. То есть помочь городу. Отдай карту, Миша!

В ответ — тишина.

— Чего молчишь-то? Задумался?

Смотритель, не отвечая следователю, отошёл от двери и поднял с земли какую-то железку. Он вставил её в лопасть вентилятора — и вентилятор остановился. Смотритель проскочил через вентилятор в шахту, после чего убрал железку, и вентилятор вновь заработал.

Алёша с удовольствием выполнял просьбу Буряка. Он так увлёкся, что не заметил, как к нему подошёл дежурный милиционер.