Новые и новейшие письма счастья - [12]

Шрифт
Интервал

Есть что-то странное в таком пристрастье к коле. Воистину, она у штатовцев в крови. Поэтому, когда они в глубокой коме не слышат никого (хоть в рупор их зови), когда они в бинтах от пяток до затылка лежат и видят сны, не мысля, не скорбя, – им чудится во сне заветная бутылка, и просят лишь о ней они, придя в себя. Потом им вспомнятся причастия, глаголы и прочие слова, но первые – о ней. Быть может, это все реклама кока-колы… Но я же видел их, очнувшихся парней! Я вообще люблю счастливые исходы. Мне нравится, когда пожарник иль шофер, в неведомой стране пространствовавший годы, очнулся и семье объятья распростер! Надеюсь, медики простят меня, невежду, коль честно я скажу (хоть правда не в чести): когда гляжу вокруг, лелею я надежду, что может полутруп в сознание прийти! Моя любимая лежит сегодня в коме. Никто ее пока в сознанье не вернул. Примерз Владивосток, и еле дышит Коми, и, кажется, покрыт коростой Барнаул, окраины горят и тихо отпадают, конечности гниют тому уж двадцать лет… «Опомнись! Отзовись!» – все родичи рыдают и пробуют будить, но им ответа нет. Варили кашу ей и за нее жевали… «Очнись! Ограбят ведь!» – орали сыновья. Теперь не знаю сам – жива ли, не жива ли… любил ли я ее – иль это бредил я… Боюсь, что даже врач, тупой, как жук-навозник, не лечит бедную, а яд вливает в грудь… Но если в Штатах вновь очнулся коматозник – то, может, и она очнется как-нибудь?

Откроет правый глаз, потом поднимет брови, припомнит, кто она, увидит белый свет…

Но вместо колы, блин, опять захочет крови.

Любимая моя, не просыпайся, нет!

Рука Москвы

Май 2005

Когда, слетев из поднебесной выси, с Саакашвили обнимался Буш; когда внимал восторженный Тбилиси беседе этих двух высоких душ; когда тбилисцы радостно решили, что лидеры на дружеской ноге, когда уже сказал Саакашвили – «Мы лучший ваш партнер из СНГ!» (как если бы уже вторая Джорджия желала влезть под Бушево крыло), и нежно скалясь, словно Цезарь Борджиа, на это Буш сказал ему «Hеllo!» – и радостно добавил «Гамарджоба!», причем народ от счастья закричал, – когда публично обнимались оба и хлопали друг друга по плечам; когда уже пропел грузинский лидер, что всем грузинам вольность дорога, и счастлив он, что наконец увидел Эвксинский Понт свободным от врага, что он накрыл свободой, точно сетью, Абхазию, Аджарию и проч., и накрывает Южную Осетию (но в этом просит несколько помочь); когда он восторгнулся блоком НАТО и тут же захотел туда войти, – тогда внезапно шлепнулась граната от президентов метрах в тридцати.

На площади случилась потасовка. Охранники утратили покой. Всем как-то стало несколько неловко: ведь тут же гость, и главное, какой! Рыдала Бурджанадзе безутешно, и президенту было не смешно: она была учебная, конешно, но если б не учебная, то што?! Ведь на охрану чуть не разорились, ведь красили газоны чуть не год, ведь, кажется, почти договорились, что Грузия теперь – маяк свобод… И тут граната, батюшки, граната! Подумайте, в кого могло попасть! Откуда-то упала-то она-то – в стране, где так ужасно любят власть? Возможно, были зрители поддаты? А может, сам батоно Михаил велел толпе кидать ему гранаты, но объяснить, какие, – позабыл? Никто не знает. Так или иначе, грузинам омрачили торжества, и нынче в каждой третьей передаче там говорят, что это все Москва.

Вот тут я рад. Вот тут бровей не хмурю. Восстал из праха русский исполин! Вы снежную свою недавно бурю – и то Москве приписывали, блин. Да, это наша, русская граната, ее подбросил Путин, мой кумир, а что не взорвалась она, ребята, – так это потому, что мы за мир. Мы тянем наши щупальца по свету, в карманы залезая и в умы. И ежели в Тбилиси газа нету и денег нет, так это тоже мы! Уж очень нам обидно, что грузины любезны всем, а нам никто не рад. Мы на корню сгноили мандарины, внедрили филоксеру в виноград, нагнали туч, взбесили буйный Терек, насыпали кавказские хребты – все для того, чтоб гости из Америк не оценили местной красоты!

И если будет что у вас неладно, и если в чем не преуспели вы, – допустим, слишком жарко, иль прохладно, иль дождь, – валите на руку Москвы. Вам это все равно, а нам приятно. На нас грешите: мы перенесем. Хотя величье наше невозвратно, мы любим быть виновными во всем. Погода, пьянство, кризисы, гранаты – во всем мы будем вечно виноваты по главному закону естества…

Саакашвили, правда, – это Штаты.

Но остальное, граждане, – Москва!

Раздача осла

Уши от мертвого осла – вот что получит Латвия в ответ на свои территориальные претензии. Так и сказал президент Путин на встрече с редакцией газеты «Комсомольская правда», прошедшей 23 мая 2005 года.

Владимир Путин, братски посещая редакцию прославленной «КП», с коллегами распил немного чая, ответил на вопросы и т. п. Коснулись Белоруссий, Грузий, Латвий (все лезут на Россию, нашу мать, – и вскорости у нас не хватит лядвий, чтоб их передо всеми разжимать). Заспорили о договоре с Ригой: газетчиков давно волнует он. Согласьем мы ответим или фигой на просьбу сдать Пыталовский район? Взор Путина был деловит и светел. Едва «КП» вопрос произнесла, как он с большим достоинством ответил:


Еще от автора Дмитрий Львович Быков
Июнь

Новый роман Дмитрия Быкова — как всегда, яркий эксперимент. Три разные истории объединены временем и местом. Конец тридцатых и середина 1941-го. Студенты ИФЛИ, возвращение из эмиграции, безумный филолог, который решил, что нашел способ влиять текстом на главные решения в стране. В воздухе разлито предчувствие войны, которую и боятся, и торопят герои романа. Им кажется, она разрубит все узлы…


Истребитель

«Истребитель» – роман о советских летчиках, «соколах Сталина». Они пересекали Северный полюс, торили воздушные тропы в Америку. Их жизнь – метафора преодоления во имя высшей цели, доверия народа и вождя. Дмитрий Быков попытался заглянуть по ту сторону идеологии, понять, что за сила управляла советской историей. Слово «истребитель» в романе – многозначное. В тридцатые годы в СССР каждый представитель «новой нации» одновременно мог быть и истребителем, и истребляемым – в зависимости от обстоятельств. Многие сюжетные повороты романа, рассказывающие о подвигах в небе и подковерных сражениях в инстанциях, хорошо иллюстрируют эту главу нашей истории.


Орфография

Дмитрий Быков снова удивляет читателей: он написал авантюрный роман, взяв за основу событие, казалось бы, «академическое» — реформу русской орфографии в 1918 году. Роман весь пронизан литературной игрой и одновременно очень серьезен; в нем кипят страсти и ставятся «проклятые вопросы»; действие происходит то в Петрограде, то в Крыму сразу после революции или… сейчас? Словом, «Орфография» — веселое и грустное повествование о злоключениях русской интеллигенции в XX столетии…Номинант шорт-листа Российской национальной литературной премии «Национальный Бестселлер» 2003 года.


Орден куртуазных маньеристов

Орден куртуазных маньеристов создан в конце 1988 года Великим Магистром Вадимом Степанцевым, Великим Приором Андреем Добрыниным, Командором Дмитрием Быковым (вышел из Ордена в 1992 году), Архикардиналом Виктором Пеленягрэ (исключён в 2001 году по обвинению в плагиате), Великим Канцлером Александром Севастьяновым. Позднее в состав Ордена вошли Александр Скиба, Александр Тенишев, Александр Вулых. Согласно манифесту Ордена, «куртуазный маньеризм ставит своей целью выразить торжествующий гедонизм в изощрённейших образцах словесности» с тем, чтобы искусство поэзии было «возведено до высот восхитительной светской болтовни, каковой она была в салонах времён царствования Людовика-Солнце и позже, вплоть до печально знаменитой эпохи «вдовы» Робеспьера».


Девочка со спичками дает прикурить

Неадаптированный рассказ популярного автора (более 3000 слов, с опорой на лексический минимум 2-го сертификационного уровня (В2)). Лексические и страноведческие комментарии, тестовые задания, ключи, словарь, иллюстрации.


Борис Пастернак

Эта книга — о жизни, творчестве — и чудотворстве — одного из крупнейших русских поэтов XX пека Бориса Пастернака; объяснение в любви к герою и миру его поэзии. Автор не прослеживает скрупулезно изо дня в день путь своего героя, он пытается восстановить для себя и читателя внутреннюю жизнь Бориса Пастернака, столь насыщенную и трагедиями, и счастьем. Читатель оказывается сопричастным главным событиям жизни Пастернака, социально-историческим катастрофам, которые сопровождали его на всем пути, тем творческим связям и влияниям, явным и сокровенным, без которых немыслимо бытование всякого талантливого человека.