Новые боги: Дважды воскрешенный - [4]

Я послушно поднял правую ладонь, где был вытатуирован Всевидящий глаз. Око вспыхнуло, осветив мраморное лицо статуи.

— Молодец, — похвалил Создатель. — Вот видишь, я тот, кого эта статуя изображает. Мера предосторожности, для спокойствия… Пообщаемся?

— О Создатель Господь Венец, помилуй и спаси…

— Да что за народ такой… — сокрушенно вздохнула статуя. — Достойные люди в храм не ходят, а монахи — ну что с них взять?

Не вставая с алтаря, он схватил меня за запястья и мягко поставил на ноги. Приблизил свое лицо к моему, сверкнул сапфировыми очами.

— А… бее… — замычал я.

— Ну и что? — хмыкнул Венец. — Создатель к тебе явился, а ты лыка не вяжешь. А ну-ка дыхни! Шутка, расслабься. Свершилось, ожила и твоя статуя, монах… как тебя тут величают, кстати?

— Дэм, отец Дэм…

— Дэм, слушай, мне тяжело с тобой так говорить, а времени мало. Ты можешь не трясти коленями? А зубами не стучать?

Я добросовестно попытался свести вместе челюсти. Лицо иногда подергивало, но статуя не обращала на это внимания.

— Дело к тебе есть, — сказал Создатель. — Я избрал тебя для миссии. Не такой уж великой, как многие мечтают, но нужной.

— Исполню, как есть, во славу твою…

— Перестань раболепствовать, сам же знаешь, что грешно. Успокойся. Вот, выпей.

Статуя взяла один из священных кубков, стоящих у молельной доски с нарисованными ликами святых, и поднесла мне. Помнится, кубки эти мыли в последний раз год назад… Но в золотой чаше плескалось нечто красное и сверкающее.

— Выпей, — повторил Создатель. — Легче станет.

Я послушно пригубил, посмаковал и допил до конца. Грех не пить, когда сам Господь наливает… К тому же, вино оказалось превыше всего, что я некогда пил. Сладкое, освежающее, прочищающее голову от ненужных мыслей, дающее силу.

— Вот и умничка. На чем я остановился?

— На миссии, о Владыка…

— Ах да. Тебе о чем-нибудь говорит имя Хсарус?

— Истинно ведаю…Демон сей не игзнан тобою до сих пор, поскольку скрывается под горой монолитной артефактной за телами прислужников-нелюдей…

— Оставим детали. Слушай мое задание. Отправишься к его горе и выжгешь Взором Длани все артефакты, что найдешь.

— За-зачем?

— Вот деревня… Затем, что силы он накопил там немерено, и мешает эта сила мне до него добраться. Упростим до невозможности: нет артефактов — нет защиты, нет защиты — нет преграды для меня, нет преграды — грянет битва Хсаруса против меня, развоплощу Хсаруса — орки станут уязвимы, а там их королевская армия разгонит поганым веником по болотам… Нет орков — нет ига над людьми. Свобода всем, мир, солнышко, птички поют. Понятно тебе?

— Не сомневайся, о Владыка, как есть все исполню… — И тут до меня наконец дошел смысл его тирады. — Мне? К Хсарусу? Выжечь артефакты? Я один против армады орков? О боже!

— Согласен, будет непросто, но сам я в те земли ступить не смогу. Этот приграничный монастырь — самый ближайший к той горе. Армию послать не могу, заметят орки, соберутся и устроят побоище. А народ и так слишком уж прорежен, теперь плодиться надо…

— Да, — несмело посочувствовал я статуе. — Войны нелюдей пошатнули число верных твоей идее…

— Ладно бы пошатнули, — вздохнул Венец, — так ведь не думал я, что люди полезут в эти разборки! Эльфы, орки, тролли, гномы, духи, хварры, гарпии, прайды низших демонов — этих не жалко! Не думал, никак не думал…

— Но ведь люди выжили и род их здравствует, — возразил я, страшась дерзости своей.

— На что и надежда. Из гномов уцелели только мастеровые артели, эльфы деморализованы и лишены интеллекта, духи не размножаются, гарпии тоже… Демоны со своей свитой не высовывают нос из подземелий. Хварры в наемники-одиночки подались. Остались люди, как и было задумано. А вот орков с троллями в новом порядке никак не планировалось.

Статуя наклонилась ко мне и доверительно понизила голос:

— Помоги мне, отец Дэм. Не скрою, мы пытались посылать героев… Но сгинули они все. Потому, что шли в одиночку. Даже с армией за спиной — в одиночку в душе. Понимаешь?

— Веры в них не было, — догадался я.

— Вера была, да не хватило. Находились дела земные, пристрастия и слабости людские. Посему посылаю тебя, как монаха, как чистую душу, полную веры, отрешенную от мирских забот.

Я бухнулся на колени, преисполнившись благодарностью.

— Но и ты тоже прав, — задумчиво посмотрела статуя на меня. — Одному идти тебе нельзя. Когда я уйду из этого камня, у стены ты найдешь урну наподобие погребальной. Как доберешься до своей кельи, откроешь — в ней твой спутник…

— Фея? Создатель, это фея?

— Какая еще фея… Человек. Славный воин при жизни был. Отважный, опытный… но не вовремя ушедший. Ему дали еще один шанс. Так что это еще одно испытание — присмотришь за ним, чтобы не грешил, не терял веры, не отклонялся от цели. И он тебе будет опорой и защитой.

— Но Владыка…

— Не спорь, Дэм. Один ты не справишься. А мне нужен результат.

Я поклонился:

— Да будет воля твоя…

Хрустнула каменная крошка. Когда я поднял голову, статуя уже не двигалась, и в углу черным блестящим боком мерцала ваза.

* * *

Я был зол на Господа. Как ни кощунственно это звучало. Я был раздосадован тем, как легко он послал меня на смерть. С другой стороны, разве не к загробной жизни монахи готовились и готовили остальных? Разве не должны быть готовы верные слуги Его к подвигам во имя веры? Сколько было историй, когда люди говорили о возвышенных вещах, о своих качествах, о своей великой цели… И трусливо убегали, завидев мелкую нечисть. Хотя минуту назад были готовы, по своим же словам, броситься на орочьи копья.