Новости любви - [17]

Но разве я уже не обдумывала все? Разве я не смотрела на себя в зеркало, не видела, что мои зеленые глаза начинают заплывать жиром, что мой нос исчезает между щеками, что еще одна складка готова вот-вот повиснуть у меня под подбородком? Разве я не замечала, что мои груди становятся дряблыми, а моя талия начинает исчезать, сливаясь с тяжелыми бедрами? Мои приятели, врачи из санэпидемстанции, больше не присвистывают восхищенно, когда я появляюсь на улице, верный показатель того, что я безнадежно деградирую… Впрочем, одна-единственная полезная вещь от сидения перед телевизором все-таки была. Мое желание сделаться тележурналисткой окончательно окрепло, и теперь я знала доподлинно, чему именно я хотела бы посвятить свою жизнь. Теперь мне оставалось только превозмочь себя, оторваться от телевизора и пирожных и заняться карьерой.

– Мэгги, дорогая, что действительно беспокоит тебя? Признайся, может быть, я смогу тебе помочь, – говорила родительница, разглядывая себя в зеркало.

Она подправила выбившуюся из шиньона прядь, подкрасила губы и подрумянилась.

Что я могла объяснить родительнице, которая была занята только собой. Как рассказать ей, почему я ненавижу жизнь, в которой каждое мое движение контролируется мужем – человеком, у которого один ответ на все мои проблемы – «заткнись-ка!». Эрик говорил мне это множество раз, когда я жаловалась, что нуждаюсь в каком-то занятии, в чем-то сверх супружеского долга удовлетворять его мужские потребности.

«Слушай, Мэгги, – говорил он, – заткнись-ка и не морочь мне голову!»

– В Карнеги-холл отличные танцевальные классы, – сказала родительница. – Почему бы тебе не размять свои косточки и немного не встряхнуться? Но сначала тебе нужно показаться доктору Фельдману. Он пропишет тебе пилюльки, которые немного умерят твой аппетит. Уверяю тебя, за три месяца ты похудеешь на тридцать килограммов!

Хотя она старалась быть спокойной, я чувствовала по голосу, что она близка к истерике. Что и говорить, разве это не верх позора, если Эрик Орнстайн в конце концов будет пренебрегать доченькой, потому что та разжирела и подурнела. В этот момент раздался звонок у входной двери, и родительница поднялась, чтобы открыть. Это была Клара. Я легко определила, что это она, заслышав ор ее довеска, который, проезжая по коридору в коляске, успевал ободрать наши обои. Старшее чадо Клары уже отправилось в школу, и теперь она кантовалась с номером вторым, пока номер третий успешно созревал у нее во чреве. Появившись у меня в спальне, она смущенно заулыбалась, поскольку невольно стала свидетельницей того, как разыгрались мои нервишки. Мэгги, сестричка, которую всегда считали стойкой и храброй, находилась ныне в процессе активного разложения, а Клара, такая деликатная и ранимая, всех надула и теперь лихо управляется с домом, с муженьком, а также уже почти с тремя детьми.

– У тебя ложная беременность, – сообщила Клара. – Стивен и я до утра читали специальную медицинскую книгу, и он определил совершенно точно – это ложная беременность.

Я живо представила психоаналитика Стивена, моего… как бишь его?.. зятя, что ли, и мою сестру Клару, которые сидят ночь напролет, безуспешно пытаясь понять, почему моя жизнь катится под откос.

– Стивен весьма озабочен твоим состоянием, Мэгги, – сказала Клара. – По совпадению у него как раз сейчас есть пациентка, у которой те же проблемы, что и у тебя.

– Дело в другом, – нетерпеливо прервала я. – Я хочу работу, а не ребенка.

– Тогда почему ты не работаешь? – раздраженно спросила она. – Если проблема только в этом, то нет ничего проще решить ее, ты ведь можешь работать.

– Он мне не позволяет, – застонала я.

– Что значит – не позволяет?

– Ты удивлена?

– Я не знала об этом.

– А ты никогда этим не интересовалась.

Клара вопросительно посмотрела на родительницу, которая отрицательно покачала головой и сказала:

– Эрик зарабатывает достаточно, и он не хочет, чтобы Мэгги работала.

– Но это смешно, – сказала Клара, присаживаясь около меня. – Одно другому не мешает.

– Работа Мэгги – забота об Эрике. Он ведь ее содержит, – объяснила родительница как само собой разумеющееся. – Взять хоть тебя. Ты ведь совершенно счастлива тем, что заботишься о Стивене и детях. К чему же Мэгги ненужные заботы?

– Да потому что я – это я, а Мэгги – это Мэгги. И если она хочет работать, то это ее право. Если бы я захотела работать, Стивен был бы в восторге от того, что это сделает меня счастливой.

– Как ты можешь смеяться? – снова застонала я. – Это совсем не смешно.

– Клара, – строго сказала родительница, – если ты намерена разговаривать здесь в таком тоне, то лучше тебе катиться с твоей коляской куда-нибудь в другое место.

– Я никуда не собираюсь катиться, пока меня об этом не попросит сама Мэгги, – заявила Клара, улыбаясь мне.

– Не уходи, Клара, – попросила я, взяв ее за руку.

– Тогда по крайней мере скажи сестре, что ей не мешало бы похудеть, – сказала родительница Кларе.

– Тебе нужно похудеть, – спокойно сказала мне Клара. – Но ты это и сама знаешь.

Я кивнула.

Родительница сняла трубку телефона и набрала номер доктора Фельдмана – Ирвинга Фельдмана, врача-диетолога, преуспевающего и дорогого. Ах, эти его разноцветные пилюльки в серой пластмассовой коробочке – две розовенькие утром, три зелененькие днем и четыре оранжевенькие вечером. Я похудею мгновенно.