Новость - [35]

Мне же предстоит еще одна отсрочка. Когда-нибудь меня вытащат из гаража и отполируют. Быть может, даже призовут ко мне одного из последних настройщиков роялей. Ведь не изверг же бессердечный этот толстяк, к тому же хорошо знает, что может изрядно поживиться без особой затраты. Пара-другая крупных купюр в очередной раз станет единственным документом, которым будет сопровождена для меня смена владельца. И потом мне, вероятно, будет позволено стоять в современной квартире. Быть может, я буду сочетаться со «стенкой». Или лучше: контрастировать с ней. Быть может…

Ничего уже не жду я от жизни. Мечтаю только об одном: чтобы подошел ко мне однажды какой-нибудь паренек и прикоснулся к моим усталым клавишам; и пусть этот паренек не будет иметь ни малейшего представления о том, что такое «Неунывающий мытарь», — зато, невольно прислушиваясь к медленно угасающим скрипучим звукам, он вдруг поймет, что этот мир — вопреки всему имеющемуся опыту — бесконечен и вечен. Быть может…

Перевод С. Репко.

Грог с ромом

Скажем для краткости: старая любовь. Но, пожалуй, это будет неточно. Скорее, дружба, которая длилась год и два месяца. Но это слишком отдает арифметикой. Уж лучше так: знакомство с легким уклоном в интимность.

Что ж, подтверждает Лессиг, возможно, когда-то все так и было. И сейчас этого вполне достаточно, чтобы застыть от удивления при случайной встрече. Возможно, эта встреча произошла вечером после работы, может быть, на улице и в метель и, конечно, неожиданно — как снег на голову. Стоп, нужно подумать. Это она, в самом деле она. Как быть: подождать, узнает ли? Преодолеть первое мучительное мгновенье — равнодушные взгляды сначала не узнающих друг друга людей, потом вдруг радостно всплеснуть руками? А может, дать захватить себя врасплох? Ах, это ты!

Но Лессиг предпочитает первым пойти в атаку. Он охотно перехватывает инициативу, чтобы не оказаться в неловком положении.

Привет, говорит он наигранно бодрым голосом, вот так встреча, я о тебе вспоминал, куда ты пропала, ведь уже десять лет прошло, и вдруг такая встреча. Это надо отметить, погода скверная, лучше всего выпить грогу, тут за углом есть кафе, помнишь?

Это-то он умеет, Лессиг: заговаривать зубы, и не успеешь оглянуться, как делаешь то, что вовсе и не хотела: сидишь в кафе, пьешь грог и разрешаешь вновь называть себя Эльфи. А на самом деле Эльфрида, да и фамилия другая с тех пор, как вышла замуж, но сейчас, сидя напротив Лессига, — опять Эльфи. И как-то сковывает стук ложек за другими столиками, поток слов и непривычно крепкий запах алкоголя. Трудно защищаться.

Ты прекрасно выглядишь, говорит, например, этот Лессиг. А ты никак не защищаешься и не возражаешь, даже не отвечаешь мальчишески залихватским жестом и усмешкой, которыми обычно парируешь эту явную ложь.

Ну рассказывай, говорит Лессиг. А то я не даю тебе рта раскрыть, как я рад, я всегда рад, когда встречаю кого-нибудь из наших, ну а тебя — особенно.

Да что там, говорит Эльфи, я осталась в деревне.

Лессиг вздыхает. До чего она прямолинейна. Сейчас ей непременно надо начать с того самого места, на котором десять лет назад все оборвалось. Не хочет поддерживать игру в дружеские и ни к чему не обязывающие слова. Что ей надо? Неужели нельзя просто встретиться, посидеть часок, вспомнить прошлое и потом разойтись (может быть, еще увидимся?..). Или она ищет ссоры?

Да нет же. Никто не хочет ссориться. И никогда они не ссорились, уж Лессиг следил, чтобы этого не было. Даже в самый первый вечер, где же это было? Правильно, на карнавале у медиков. Боже мой, что там творилось! То ли кабаре, то ли ночной бар, очень весело было в этой обычно трезвой как стеклышко студенческой столовой, вино лилось пусть не рекой, но все-таки лилось. Даже Лессиг, осторожный Лессиг, не швыряющий деньгами, был в порядке исключения заражен общим весельем. Он позволил себе бокал шампанского, потом еще один, потом сразу два, но в это время рядом с ним сидела Эльфи, тогда еще Эльфрида, сидела, смущенная громкой репликой Лессига: ну что ж, и такое бывает! Из упрямства и чтобы не одалживаться у такого типа она открыла дешевую бархатную сумочку, выложила на стол свои последние пять марок и тоже заказала шампанское. Два бокала! Они пили, и очки Лессига отливали то красным, то зеленым, смотря по тому, какой фонарик в них отражался. Потом они танцевали, столковавшись на имени Эльфи, шли поздно ночью (или утром) по гулким улицам, целовались под окном общежития, где жила Эльфи, и, когда Лессиг попытался пойти чуть дальше поцелуев, она пожала плечами — слабый намек на серьезное сопротивление в такую в общем-то пьяно-блаженную ночь. Но Лессиг оставался на высоте и в более серьезных ситуациях, поэтому он тут же извинился, казалось нисколько не смутившись и не обидевшись. Ну что ж, и они продолжали болтать всякую чушь. Вот, собственно говоря, и все.

Хорошее время, говорит Лессиг, его не воротишь. И балы у медиков теперь, наверное, не такие, как раньше. И он прибавляет, спохватившись, не зашел ли слишком далеко: тогда было очень холодно, ты помнишь?

Эльфи не помнит. Но наверное, так оно и было. Время карнавала — февраль, да и Лессиг почти никогда не ошибается. Тут уж на него можно положиться. У него вообще было много достоинств, у этого Лессига, и, когда слепая судьба забросила Эльфи в одну с ним семинарскую группу, она научилась их ценить. Маленькая и робкая, бледная, с тонкими волосами, она оказалась среди молодых людей, которые знали друг друга три года, но держались так, словно были вместе по меньшей мере лет тридцать. И Лессиг, который как чумы боялся любой неловкости, у которого чуть ли не начинались колики, когда он видел других в смущении, сыграл тут же роль «maître de plaisir»