Новосёлы - [46]

А кончили пить, дядя подошёл к окну – шах! шарах! Разломил пополам гипсовые болванки. Получились как бы скорлупки гигантских грецких орехов – с такими же фигурными выемочками и бугорками внутри.

– Та-а-ак… – осмотрел формы Левон Иванович. – Всё в норме. Можете брать свои скульптуры на память… – И он подал Таньку Павлуше, а мне – Ваньку. – По внутренней стороне этих форм будем выклеивать куклам головы. Половинками…

Неохотно распрощались мы с дядей Левоном.

– Можно, я у вас буду ночевать? – спросил Вася.

Левон Иванович улыбнулся.

– Нет, дорогой мой, там уже тебя родители ищут… Ты лучше почаще ко мне заходи. Хлопец ты понятливый, будем работать вместе.

Счастливчик Вася… Если б нам не ходить в школу, мы бы тоже пропадали у него целыми днями.

Но ничего не поделаешь. Надо и в школу ходить, и учиться хорошо. Иначе Левон Иванович может махнуть на нас рукой. Разве мало детей в соседних домах? Полслова скажи – вмиг набегут…

…Я уже засыпал, как вдруг пришло в голову: Эрпида ведь мы заклеили бумажками со всех сторон! А как достать изнутри те колодочки с пластилином? Они же будут мешать! О-ё-ёй, как же дядя Левон об этом не подумал?!

«А МОЖЕТ, ЭТО СМОРЧОК?»

У дяди Коли – Николая Николаевича – отпуск. Я сам об этом догадался: разве может человек в будний день, если он не пенсионер, с утра ковыряться в машине? И Женя ему помогает. А может, не так помогает, как мешает? Николай Николаевич то посмотрит на мотор, то распрямится – на Женю. И что-то говорит ему, говорит, даже пальцем грозит. Может, он лазил в машину сам и что-нибудь испортил? А может, отправляет Женю, чтоб быстрее садился за уроки?

Нет, наверно, собираются куда-то ехать… Выбегу, вдруг и меня возьмут с собой, как тот раз на рынок!

Перепрыгивая через ступеньки, пулей лечу вниз.

И только подбежал – замолчали. Ни один ничего не говорит, ни другой.

Лицо у Жени красное, нахмуренное, у дяди Коли – суровое и бледное, только шрамы горят, полыхают.

– Ну хорошо, я – «без клёпки в голове»… Я – «мог сам взлететь и детей подорвать», как ты говоришь… – первый не выдержал Женя. – Но ты ведь тоже рисковал, когда горящий самолёт сажал! И ты мог взорваться в любую секунду!

– Сравнил! У меня другого выхода не было. И штурман, и стрелок-радист ранены… Бросить их вместе с самолётом, свою шкуру спасать? – Дядя Коля грохнул капотом, начал вытирать тряпицей руки.

– И у меня выхода не было! – почти кричал Женя. – На кого я мог оставить снаряд! Ты бы доверил вот ему? – ткнул Женя мне в грудь пальцем.

– Не выкручивайся… Ты говорил, что Галка там была…

– Галка… Галка… – не захотел почему-то о ней говорить Женя.

– Надо всегда иметь мужество признать свою ошибку. Ты же не на войне был! Это на войне иногда всё решают доли секунды… И у тебя не пылал самолёт, не лопалась от жары кожа на лице! Мог бы утопить тот снаряд где-нибудь на мелком месте, а сам бегом в военкомат!..

– А-а, легко тебе говорить! Я тогда чувствовал себя не лучше, чем ты в самолёте… – Женя повернулся, чтоб идти домой.

– Стой! Вернись сейчас же… Садись в машину! – приказал Николай Николаевич. – Хоть ещё раз покраснеешь, в военкомате.

– А чего мне краснеть? Я делал всё честно. – Женя медленно возвратился к машине.

– «Честно»!.. – повторил с издёвкой Женин отец. – «Честно»! Лишних хлопот ты испугался, вот что! Хотел поскорее избавиться от этого снаряда. А на него может и теплоход напороться…

– Не напорется, там глубоко!

– …и землечерпалка, которая дно углубляет. Видишь, насколько ты сразу усложнил задачу: теперь не просто сапёр нужен, а сапёр-водолаз. Легко, думаешь, такого найти?

– Я так не думаю…

– Вот-вот, не думаешь. Садись! А если б подумал, что Неман не ручеёк, не так легко отыскать тот снаряд, то не делал бы глупости.

– Я помню где. Покажу…

Ни Женя, ни Николай Николаевич даже не смотрели в мою сторону, я был лишним при разговоре…

Стукнула дверка – сначала правая, с Жениной стороны, потом левая. «Москвич» газанул с места, поехал не на нашу улицу, а круто развернулся и мимо гаражей, через чужой двор двинулся на Партизанскую.

Я забыл даже, зачем к ним выбегал. Я сразу помчался домой, рассказать бабушке об услышанном. У меня ещё гудело в ушах от голосов дяди Коли и Жени, стояли перед глазами их взволнованные лица.

Это же такой герой Женькин отец, такой герой! Ничего, что нет на груди Золотой Звезды…

И всем ребятам расскажу. Как летел Николай Николаевич бомбить фашистов. Как подбили его самолёт, ранили двух дяди Колиных товарищей… Пылает самолёт, выбрасываться с парашютом надо, а Николай Николаевич летит, «тянет» на свою территорию. Чтоб сесть и успеть товарищей вытащить, пока самолёт не взорвался: они не могли сами выпрыгнуть с парашютом… Горел уже заживо дядя Коля, кожа на лице трещала, а штурвала из рук не выпускал, вёл самолёт! И посадил машину, спас людей…

Потому на лице у него такие страшные шрамы…

Я застал бабушку уже у порога: собралась идти в магазин. Выпалил всё одним духом.

Бабушка выслушала, вздохнула и сказала:

– Говорят, его лечили целый год. Десятки операций врачи делали, кожу пересаживали на лицо. – И вдруг спохватилась, погрозила мне пальцем: – Ты смотри у меня, не вздумай лезть к Николаю Николаевичу с расспросами!