Новосёлы - [32]
Я жмот? Хэ! Сейчас покажу, какой я жмот…
Только заправила нам тётя сифон, вышли за дверь магазина – начали шипеть друг дружке в рот. Жжёт во рту, дерёт в горле и носу, а мы пьём! Задыхаемся, назад лезет, а мы – пьём! Дым и газ из ушей валит, а мы – пьём!
Уф-ф…
Заправили вторично с сиропом – и только по разу глотнули. Некуда было… Тогда я купил шесть эскимо на палочках – по две на каждого. Пусть знают, какой я жмот… А Жоре, этому обманщику, – финдос в нос!
Жора подстерегал нас и выскочил из-за трансформаторной будки, как Бармалей. Павлуша с перепугу уронил одно целёхонькое эскимо, а Жора – раз! – на него ногой. Раздавил… Тогда Павлуша и Серёжа вцепились в Жору с двух сторон.
– Жека, дави!
Газировка – вкусная, шипучая, с сиропом! – ударила Жоре в голову, в волосы, за воротник, залепила пеной лицо.
– В рот! Хоть немножко! – кричал Жора и разевал рот.
А я ему в нос! В глаза!
И на Серёжу немного попадало, и на Павлушу, и они жмурились от брызг и разевали рты.
Прошипела последняя струйка… Всё!
Мы отскочили от Жоры, стали и смотрим.
Жора ни на кого не бросался. И не плакал. Растопырил руки-ноги и поковылял домой. Не прошел и половину пути, вдруг подпрыгнул, затеребил руками волосы, завертелся:
– О-ей! Ой! Осы! – и вприпрыжку бросился в подъезд.
Третий раз надо идти заправлять… Бабушка ведь тоже ждёт газировку. С сиропом.
И мы побежали, заправили.
Остальных денег хватило ещё на цветные карандаши и на коробку пластилина. А на что ещё две куплю? Я и не заикнусь отцу, что денежки были да сплыли.
Эх-ха… Как тяжело жить на свете!.. Скорее бы вырасти.
«ЛОШАДИНЫЕ СИЛЫ» ПРОФЕССОРА ДЕРВОЕДА
У Ивана Ивановича появился сегодня старый «ЗИЛ». Длинный, широкий. Притащил его тросом самосвал чуть не к самому гаражу профессора. Это было утром.
«ЗИЛ» семиместный, а вышли из него двое – дядька в синей спецовке и Дервоед. Профессор обошёл вокруг своей покупки, постучал по колёсам ногой и палкой. И тогда сунул что-то шофёру самосвала в руку. Тот принюхался к своей руке – и как швырнёт под ноги Ивану Ивановичу. Сел в самосвал, грохнул дверкой! Та чуть не отлетела. Газанул от гаража напрямик, через наши выкопанные ямы. И ни в одной не засел. Только у двух ямок обвалились края.
Из багажника «ЗИЛа» дядька в синем достал замызганный чемодан с инструментом. Поставил возле переднего колеса машины, раскрыл. Капот в «ЗИЛе» задрал вверх. И сразу и он и Дервоед сунули головы под капот, начали рассматривать внутренности машины.
И, наверно, целый день проторчали, засунув туда головы, потому что мы шли из школы и всё было точь-в-точь, как утром. Только на листе фанеры возле машины появилось больше всяких железок и болтов.
Утром никого у машины не было, только Павлуша подошёл, я и Серёжа. Дервоед тогда нас сразу турнул – боялся, наверно, как бы не сунули в карман колесо или какой-нибудь коленчатый вал.
Жора не приближался утром к нам: всё ещё злился за «угощение» газировкой с сиропом. Сам виноват, пусть не лезет первый. И будет знать, как мошенничать. Он всё гонял на своём велосипедике вокруг нашего дома и от гаражей к обрыву, а мы на него ноль внимания.
На улице у дома то и дело визжали тормоза – подкатывали задом к оврагу самосвалы, высыпали туда землю…
Жора пристроил свой водоавтомат на велосипед вместо звонка и стал таким же вредным, как и Вася. Подъехал раз к девчонке из соседнего дома – с-с-с-с! – на спину ей и только потом позвонил. И одному дяде так хотел посигналить. А тот его цап за ухо: «Ты где живёшь?» Но Жора вырвался и удрал.
У Жоры сегодня не голова, а неровно надутый шар. Глаз нет – одни щёлки. Опухло от укусов ос. Учительница его даже к доске не вызывала, пожалела. Покивала только укоризненно: «Опять приключения?»
Жора всё прекрасно видел, он просто притворялся: подняла его Мария Сергеевна из-за парты, а он давай оттягивать нижнее веко одной рукой, а верхнее – другой. Моргает, будто леший! Хотел ещё и другим глазом так поморгать, а учительница: «Садись, несчастный…» Жора думал так и от стихотворения отвертеться, начал разлеплять обеими руками глаза. А Мария Сергеевна сказала: «Не фокусничай! Закрой оба глаза и рассказывай… Хоть подсматривать не будешь». Жора туда-сюда, повернулся ко мне – дёрг себя за ухо, дёрг. Знак мне: «Подсказывай!» Забыл и про обиду.
Мария Сергеевна влепила ему двойку. И тут же вызвала меня. Трояк!
Ага… Так я о «ЗИЛе» профессорском… Жора просто так сюда влез.
Утречком, значит, около Дервоедовой машины почти никого не было. А вечером зрителей – как в цирке. Стояли кругом и пацаны, и взрослые, даже из соседних домов заявились. Были Жорин и Васин папы, жена Дервоедова и ещё какая-то тётя. Потом дядя Коля подошёл, но не стал глазеть, а сразу выгнал из гаража своего «Москвича» и долго менял с Женей камеру в колесе, протирал в машине стёкла и блестящие части. Коротенький «Москвич» был как плотвичка возле Дервоедовой щуки. Казалось, развернётся она – гам! – и поминай как звали.
Иван Иванович важничает, лицо серьёзное. И презрение на лице: что ему «Москвич», дядя Коля, все мы! Никто не заметил, а я успел: дважды Дервоед прошёлся вдоль своей колымаги, дважды подсчитал шаги, посмотрел на «Москвича». И ещё больше надул щёки: куда этой божьей коровке до его лайнера! В два раза короче…
