Новоросс. Секретные гаубицы Петра Великого - [8]

Вообще-то я очень сильно упрощаю. Человеческая рука примерно аршин длиной, средняя же точка крыла, если взять птичьи пропорции и увеличить площадь пропорционально весу… В общем, плечо рычага намного удлинится.

— Так птицы не все время крыльями машут — вот коршун, бывает, кружит…

Кто-то из детей встрял — да тут же и замолчал, смутившись. Зря стесняется: сказал по делу.

— Правильно. Только прежде, чем кружить, надо на эту высоту подняться. Помашешь крылышками-то.

— А ежели подыматься не на крыльях? Привязать их к хребтине, влезть на сосну, да и прыгнуть?!

Это опять Епишка: хочется быть на виду.

— Давай, одним дураком меньше станет.

Соседский паренек — не помню, как зовут. У них постоянное соперничество.

— Ну-ка, не задираться! На завтра вам обоим задача — добыть птицу. Не курицу. Чтоб летать умела. Чем крупней, тем лучше.

— Ворону можно?

— Годится. Можно даже двух. Первую — живую и невредимую. Другую будем мерять: нужно развернуть крылья, обвести и сосчитать площадь в дюймах. По клеточкам: помните, как я учил?

— Ага!

— И еще, кто сможет, гирьки для весов найдите. Хотя бы одну, любую. Полный набор сами сделаем — покажу, как. И весы сделаем. У кого-нибудь батька корзины плетет?

— У меня!

— Принеси пучок лозы — чтобы сухая была, но не ломкая Не бойтесь, не на розги. Еще надо аршин тонкого полотна, суровую нитку, иглу и тонкую бечевку. Кто добудет?

— Я!

— Нет, я!

— Тащите оба, лишко не будет. Теперь ступайте, отдохнуть хочу.

Разумеется, человек своею силой взлететь не способен. Слишком мало в нас мускулов, слишком много дерьма. Так что корысти от сих изысканий быть не может. Но в теоретическом смысле предмет интересный. Люди давным-давно научились запрягать воздушную стихию. Силой ветра можно молоть зерно, пилить доски, путешествовать — если угодно, вокруг света! Только тайна полета в руки не дается, хотя нет недостатка в усилиях ее раскрыть. Лет десять назад прославился на всю Европу португальский патер Лоренцо де Гусман. Не знаю, как устроен воздушный корабль, им придуманный, — однако достоверно известно, что бумажная модель сего корабля взлетела под потолок королевского дворца прямо на глазах изумленного Жуана Пятого. То-то и оно, что модель. Получив щедрую субсидию и профессорское звание, обещанное королю большое судно этот поп так и не построил. Англичане рассказывали: какой-то молодой швед, приезжавший учиться в Лондон, тоже занимается подобными изысканиями — результатов, впрочем, не видно.

На следующий день огорошил мальчишек вопросом:

— Воздушных змеев делать умеете?

И началась потеха! Иногда наука отличается от баловства только измерением и расчетом, а внешней разницы нет, — объяснять сие деревенской публике бесполезно. Блажит боярин, в детство впал… Бог с ними, пускай болтают что угодно! Одна печаль — в позапрошлом году мои помощники мерили силы, действующие в потоке на фигуры, подобные рыбьим плавникам, и где теперь тетради с этими записями? Тоже на растопку пошли? А как пригодились бы! Плавник, крыло, парус — все они друг другу сродни…

Что бы со мною стало, если б не ребятишки, да не научные забавы? Задохнулся б собственной злобой и помер от разлития желчи! Отплатить врагам той же монетой возможности не представлялось. Заниматься мелкими практическими делами после масштабов, к коим привык — неинтересно. Уж лучше витать в эмпиреях, пока не найдется веская причина вернуться на грешную землю. Во всю зиму ни одной попытки сдернуть меня с облаков не припомню. Можно бы ожидать, что власти постараются как-то определить положение ссыльного, учинить за ним надзор, назначить провиантское и денежное содержание. Ни шиша подобного! Судя по всему, уездное начальство само ничего решать не дерзало, указаний же сверху не получило. А откуда им взяться, указаниям? До декабря месяца высшие государственные чины пребывали в беспробудном пьянстве, празднуя окончание многолетней шведской войны. Недостаток усердия Петр принял бы за личную обиду. Гвардейские офицеры следили, чтобы все были веселы и не пренебрегали угощением; домой никого не отпускали до глубокой ночи. С установлением зимнего пути двор, дипломатический корпус и генералитет переехали в Москву — и богатырский загул пошел по второму кругу! Только Великим постом прочухались. Обо мне бы и тут не вспомнили, если б не огненная машина. В машкерадной процессии на масленицу ей отвели почетное место, и что же? Расписные деревянные кони с рыбьими хвостами, блистающими жестяной чешуею, грозно пускали пар из ноздрей — но повозка не ехала. Петербургский мастер, сопровождавший оную, убоялся наказания и пустился в бега. Брюс, получив порцию высочайших матюгов, обиделся — и доложил, что мимо самого инвентора толку не будет.

Государь хмыкнул и грозно блеснул очами — однако ничего не сказал, вроде как даже на мгновение задумался. Изучивший тончайшие оттенки царской мимики генерал-фельдцейхмейстер счел сие благим знаком и негласным позволением в открытую мне написать.

Иногда невинный вопрос о здоровье звучит (для людей понимающих) победным гимном, внушая надежду на скорое окончание гонений и возврат к полноценной жизни. Послание Якова Вилимовича, краткое и формальное, было исполнено тайного смысла: читать его следовало исключительно между строк. Но, после первого приступа радости, оно повергло меня в глубокую задумчивость.