Новому человеку — новая смерть? Похоронная культура раннего СССР - [28]
Десятки тысяч людей шли, пели гимн смерти, и торжественно и могуче из могильного холода и погребального звона вырастала яркая, молодая, радостная жизнь, и сверкала на солнце, и играла на лицах тысяч людей, и народ, густо черневший вдоль улиц, несмолкаемо и исступленно приветствовал их.
Кровавая дымка подобралась и растаяла. Исчез приторный привкус и острый, раздражающий запах.
Солнце сияло, и город снова зашумел тысячами задержанных звуков 155.
Ил. 6 и 7. Траурные венки в колонном зале Дома Союзов по случаю смерти Ленина. Фото из книги: Ленину. 21 января 1924. М., 1925
Аналогичным образом в сборнике «У Кремлевской стены», описывающем появление и становление главного революционного некрополя, первое осуществленное в нем в октябре 1917 года захоронение описывается как столкновение старого и нового, на фоне противоборства которых совершается таинство рождения мира и человека будущего, скрепленное с похоронным обрядом глубинными связями; в этом таинстве скорбь по ушедшим товарищам преломляется и трансформируется в новое, витальное чувство. Новый мир как будто вплывает в реалии мира старого на волнах этой похоронной процессии: Так встретились на Красной площади, у Братских могил, два мира — старый, одряхлевший и новый, полный веры в правоту своего справедливого дела. Реакционные церковники не могли понять, что пробудившемуся народу, разорвавшему цепи многовекового гнета, не нужны теперь ни молитвы, ни попы, ни сказки о загробном царстве. Не могли понять, что этот народ, в котором проснулись гигантские творческие силы, хочет сам строить свое светлое будущее на земле!56.
Безбрежная лавина рабочих, работниц и солдат залила улицы и площади. В их суровых песнях звучали горе утраты, вера в правоту своего великого дела, в победу светлого будущего. Как победный гимн, гремело пророчество: «Кто был ничем, тот станет всем». Многие «бывшие» не рискнули появиться в эти часы на улице и отсиживались дома. «Ворота больших домов на запоре, — писали «Известия Московского Совета», — за железными решетками толпятся существа, на лицах которых написаны испуг и любопытство... Приближаются новые людские лавины, сурово блестит лес штыков Красной гвардии... Расступайтесь! Новый мир идет!» 157
Таким образом, новые похороны становятся не только площадкой для политического высказывания, но и включаются в процесс создания мира будущего. Их семантика, как и семантика смерти, смещается в сторону утопии. Эта парадоксальная функция революционных похорон и самих захоронений переводит их из мортального регистра в витальный. Обе эти черты революционных похорон в наибольшей степени проявились при захоронении В. И. Ленина и нашли отражение в практиках, связанных с сохранением его тела, создавших уникальный, совершенно особый мортальный локус. Несомненно, похороны Ленина были исключительным событием, воспроизведение которого в виде новой практики не предполагалось, и едва ли эти похороны сами по себе оказали серьезное влияние на организацию похорон других известных большевиков, за исключением похорон Сталина в 1953 году. Несмотря на тот интерес и отклик, который вызвали похороны Ленина, едва ли они могли стать образцом для подражания для рядовых коммунистов и комсомольцев. В этом я не согласна с А. К. Байбуриным, который считает похороны Ленина прецедентными для формирования «красных» похорон!58. Факты «красных» похорон фиксируются задолго до 1924 года, а похороны, описанные до 1924 года и после, не имеют существенных отличий, которые позволили бы говорить о такого рода влиянии. Бальзамирование и сохранение тела Ленина было единичным событием, повторить которое простому человеку было невозможно, да и сама эта идея отсутствовала в публичном дискурсе того времени. Хотя практики, связанные с захоронением Ленина, не оказали существенного влияния на похоронную культуру в целом, в них нашли отражение важнейшие тенденции раннесоветской похоронной культуры и революционных похорон.
Беспрецедентные для новой истории Европы похороны Ленина отчетливо высветили вопросы, которые стояли перед победившими революционерами. Какие смыслы могут и должны выражать похороны революционера, и особенно — революционера такого масштаба? Как партия может существовать без своего главного лидера и может ли она продлить его жизнь через особый похоронный обряд? Могут ли похороны «вождя мирового пролетариата» включать в себя какие-то элементы старого похоронного обряда и можно ли полностью отказаться от старых форм в принципе, создав свои, новые, никак не напоминающие старые? Наконец, какую роль должно играть захоронение революционного лидера в общественной и политической жизни страны?
Ил. 8. Приложение «Парад» к журналу «Мурзилка». № 11. 1927 г. Москва. Издание «Рабочей газеты». Государственный музей истории Санкт-Петербурга, Санкт-Петербург
Исследователи, которые анализировали этот эпизод как самостоятельное событие, в первую очередь обращали внимание на религиозные и политические аспекты решения о консервации и экспонировании тела Ленина. Но в контексте настоящего исследования не так важно, формировался ли вокруг сохраненного тела Ленина политический или квазирелигиозный культ и стал ли он аналогом почитания христианских мощей или иных религиозных практик!59. Более важным в контексте изучения утопической семантики смерти и похорон является наблюдение А. Юрчака, что важнейшей целью бальзамирования тела Ленина была консервация
