Новому человеку — новая смерть? Похоронная культура раннего СССР - [22]

Так или иначе, но ко второй половине XIX века использование похорон известных людей для политических выступлений воспринималось скорее как норма; и полиция, и власти предвидели такого рода выступления и готовились к ним. Ко времени Первой русской революции в 1905 году это была уже хорошо сложившаяся практика гражданского и политического неповиновения, которая в ситуации революции приняла невероятный размах. Как отмечалось в 1910 году в «Вестнике Европы» в статье, посвященной смерти и похоронам С. А. Муромцева, «со времени политического „пробуждения" России похороны тех, кто „поднялся над морем посредственности и оставил след в сознании нации", становятся общественными событиями огромной важности» 109.

Описание похорон публициста и теоретика народничества Н. К. Михайловского в феврале 1904 года свидетельствует о том, что канон политических похорон к этому времени окончательно сформировался: Собралась толпа народу, какой я не видел с похорон Тургенева: городовой, окинув площадь опытным взглядом, сказал мне, что здесь от четырех до пяти тысяч человек. Множество студенток и курсисток (одна страшнее другой!). И что было запрещено после похорон Тургенева: весь долгий путь до Волкова кладбища гроб несли на плечах (так что блеск светлого металла был виден издалека и со всех сторон); взявшись за руки, студенты образовали вокруг гроба широкую цепь, тогда как другая толпа учащихся обоего пола шла впереди и всю дорогу пела «Святый Боже» и «Вечная память» [И для пробы: «Не бил барабан». — Ф.]. Сзади, на катафалке, покрытом балдахином, висел — среди прочих — венок из голубых металлических цветов, украшенный белыми лентами, на которых можно было прочитать надпись: «От сидящих в доме предварительного заключения». На балдахине слева — другой крест, увитый красными лентами с надписью: «От интеллигентного пролетариата». За катафалком следовали три подводы, доверху груженные венками (в основном — металлическими) с лентами. Полиция (в том числе конная) была сама любезность и ни во что не вмешивалась, так что царил образцовый порядок НО.

Отдельный интерес в этом описании представляет упоминание песни «Не бил барабан...», которую наряду с традиционными православными песнопениями пели манифестанты. Эта песня — русский перевод написанного в 1816 году Чарльзом Вольфом стихотворения «Погребение сэра Джона Мура в Корунье», выполненный в 1825 году И. И. Козловым и названный им «На погребение английского генерала сира Джона Мура». С 1820-х годов стихотворение стало популярным романсом, музыку для которого написал композитор А. Е. Варламов. Довольно быстро новый романс завоевал популярность в военных кругах и начал использоваться как траурный марш. В 1870-е годы поэт А. А. Амосов написал новые стихи на музыку этого широко известного траурного марша. Позднее, в 1890-е годы, текст песни был переработан так, что «песня зазвучала во втором лице множественного числа — речь в ней уже идет от имени тех, кто вслед за безвременно погибшими продолжает борьбу за правое дело»111. Именно в этой редакции старый романс получил большую известность, став одним из главных революционных гимнов в России, популярность которого в революционном движении могла сравниться разве что с «Марсельезой»:

Вы жертвою пали...

Вы жертвою пали в борьбе роковой

Любви беззаветной к народу,

Вы отдали всё, что могли, за него,

За честь его, жизнь и свободу!

Порой изнывали по тюрьмам сырым,

Свой суд беспощадный над вами

Враги-палачи уж давно изрекли,

И шли вы, гремя кандалами.

Идете, усталые, цепью гремя,

Закованы руки и ноги,

Спокойно и гордо свой взор устремя,

Вперед по пустынной дороге.

Нагрелися цепи от знойных лучей

И в тело впилися змеями,

И каплет на землю горячая кровь

Из ран, растравленных цепями.

А деспот пирует в роскошном дворце,

Тревогу вином заливая,

Но грозные буквы давно на стене

Уж чертит рука роковая!

Настанет пора — и проснется народ,

Великий, могучий, свободный!

Прощайте же, братья, вы честно прошли

Ваш доблестный путь, благородный 112

Эта песня стала символом революционной борьбы задолго до прихода к власти большевиков. По воспоминаниям Н. К. Крупской, именно ее стихийно запели большевики во главе с Лениным в Женеве 10 января 1905 года, узнав о Кровавом воскресенье: «Собравшиеся почти не говорили между собой, слишком все были взволнованы. Запели „Вы жертвою пали...“, лица были сосредоточены. Всех охватило сознание, что революция уже началась... что теперь совсем уже близко то время, когда „падет произвол, и восстанет народ, великий, могучий, свободный... “»113 Неудивительно, что именно эта песня звучала во время похорон жертв Февральской революции в Петрограде 23 марта 1917 года. Эта же песня звучала на Красной площади во время похорон Ленина 27 января 1924 года в самом первом небольшом деревянном временном мавзолее! 14. Перепечатка и хранение, не говоря уже о публичном исполнении этого похоронного марша в дореволюционной России, сулили серьезные проблемы. Так, например, рассказ А. Серафимовича «Похоронный марш», в котором толпа манифестантов распевает «Мы жертвою пали», послужил причиной ареста 9-й книги сборника товарищества «Знание», в котором он был напечатан. Судебная палата постановила наложить арест на все экземпляры 9-й книги сборника товарищества «Знание», а страницы с рассказом уничтожить! 15. Таким образом, когда манифестанты воспроизводили всем известную мелодию на слова «Не бил барабан...», всем было понятно, что они таким образом пытаются исполнить «Вы жертвою пали...», заменив революционный текст первоначальным. Такое использование марша показывает, что даже звуковой ряд нового похоронного обряда к 1904 году был уже сформирован.