Новогодние криминальные истории - [27]

Он купил сигареты, закурил, остановился перед витриной аптеки и подумал о том, что переживает за Лору – как она там, в Париже, не ходит ли без шапки и шарфа, не заболела ли, не распухли ли ее губы от лихорадки (в декабре у нее всегда губы покрывает герпес, розовые пузыри лопаются, и прозрачная жидкость, застывая, образует желтоватую липкую и болезненную корку, даже улыбаться, по словам Лоры, больно). Аптека. Зачем он остановился здесь? Хотя какая разница, где останавливаться, если все равно домой не хочется. Ну, придет он сейчас в квартиру, включит свет, увидит немытый пол, гору грязной посуды в раковине, достанет из морозилки пачку пельменей… Что дальше? Приятный вечер в компании с телевизором и притихшей, словно обиженной на отъезд хозяйки, комнатой?

Снег залепил мех шапки, забился между воротником и шеей и все сыпал, сыпал…

Он скучал без Лоры и всерьез начал подумывать о том, а не купить ли завтра на Птичьем рынке собаку? Щенка? Конечно, он не сможет заменить ему Лору, это понятно, да и вообще даже как-то кощунственно об этом думать, но щенок – родная душа, малыш, симпатяга коккер-спаниель, к примеру, о котором он будет заботиться, которому он позволит забираться на постель и, свернувшись, спать в складках одеяла.

Он подошел к своему дому, по привычке свернул за угол, но потом зачем-то вернулся, постоял немного перед витриной несуществующего магазина и пожал плечами. Странное дело, подумал он, в доме никогда не было магазина, и жильцы всегда недоумевали, зачем это кому-то понадобилось – устраивать здесь витрину, тратить деньги на огромные стеклянные стены, на этих египетских глиняных кошек, невообразимого цвета прозрачные сосуды с диковинными цветами, кроваво-красную бархатную драпировку… Но время шло, магазин так и не открылся, кошки запылились, бархат выцвел и выглядел отвратительно, кое-где на гладком черном полу досыхали тушки мертвых тараканов… Двери, которая вела бы к витрине (даже со стороны двора), не существовало! Получалось, что кто-то выкупил именно ту часть первого этажа, которая и была застеклена. Очень странное вложение денег.

Теперь же все было иначе. Витрина ожила. За чисто промытыми стеклянными плоскостями теплилась жизнь. На гладком, устланном кремовым ковром полу стояли два кресла, в которых сидели мужчина и женщина. Между ними – столик. На нем стояли бутылка шампанского и два фужера. Еще – ваза с цветами. Мужчина-манекен был одет в добротный темный костюм и светлую сорочку, ворот которой стягивает золотистый галстук, женщина-манекен… Виктор даже снял шапку, словно ему стало жарко. Ему показалось, что на женщине-кукле – розовый костюм Лоры. Узкий жакет с вырезом, узкая, до колен, юбка, и даже туфли – словно бы ее… Еще – газовый бело-розовый шарфик. Он помахал девушке-манекену рукой, мол, салют, как ты там, в Париже? Подумалось, что он заболел, у него температура, раз его посещают подобные видения: так не бывает, Лора уехала и свой лучший костюм, розовый, из натуральной шерсти, взяла с собой, если не надела, и шарф тоже. Он сам видел, как она перед отъездом ходила по квартире с шарфиком в руке, словно не решив еще, куда его лучше положить, в сумку ли дорожную или в чемодан. Она еще помаду покупала в тон этому бледному костюму.

Виктор постоял еще немного перед витриной, пожал плечами и пошел домой.

2. Розовая коробка

Дома он тщательно вымыл посуду, сварил пельмени и позвонил в Париж. Если в Москве полночь, значит, там – всего-то десять вечера. Детское время. Быть может, поэтому и трубку никто не взял.

Он представил себе Лору (изящную шатенку с карими печальными глазами) в черном вечернем платье, в компании расфуфыренной и разодетой в пух и прах Алис (яркая блондинка с пунцовыми губами и голубыми глазами) в ресторане. Устрицы, шампанское, гусиная печенка, шоколад… Возможно даже, за столиком мужчины, их двое – для каждой мадам.

Длинные гудки нервировали. Он долго не мог уснуть, ворочался, вдыхая мыльный, сладковатый и ужасно неприятный запах кондиционера для белья (и зачем он только плеснул его в контейнер стиральной машинки, идиот?), потом наконец уснул, а когда проснулся, то понял, что еще глубокая ночь, а у него так тревожно и тяжко на душе, словно он точно уже знает, что случилось что-то нехорошее. Он ужасно пожалел о том, что не воспользовался теми благами, которые сами шли ему в руки: и виза-то была оформлена, и билеты куплены, да только он сам уперся в последнюю минуту: мол, не поеду, мне стыдно, это не мои деньги; и что я буду делать в этом гребаном Париже – жить на деньги твоей сестры? Сейчас он вдруг понял, что не должен был отпускать жену одну. Что он, ее муж, должен быть всегда рядом с ней и постараться понять ее, это простое, как конфета, желание провести рождественские и новогодние праздники в Европе, в красивейшем городе мира. Ну и что, что они жили бы и кутили на деньги Алисы? Деньги-то она не заработала, они все равно достались ей от умершего мужа. С неба, получается, упали. Муж… Как там его… Фамилию его, как равно теперь и своей свояченицы, Виктор так и не вспомнил.

… Звонок. Вот. Вот он, источник беспокойства, вот что разбудило его! И тревога просочилась из темного коридора, за которым какой-то неизвестный звонил в дверь. «Что ему надо? Кто он? Может, я забыл выключить воду и залил соседей внизу?»