Новое тысячелетие - [47]

— Гены, — улыбнулся Андрей.

— Как-то в школе, на уроке зоологии, меня вызвали к доске. Урока я не знал, мы весь вечер провозились с картом, в воскресенье должны были быть соревнования. Старая грымза знала об этом и нарочно вызвала меня. Я вообще-то был отличником, но любил пошалить. Фрау Марта была глупа как пробка. Она выучила учебники наизусть и не знала ничего другого. Считала, что этого достаточно для того чтобы учить разуму детишек. Мы любили над ней издеваться, задавая вопросы не по школьной программе. В общем, меня в тот день подняли на смех. Было так обидно, что я даже чуть не расплакался. Вот тогда я ей и сказал, что узнаю про птиц все. А когда узнаю, приду в школу и устрою ей экзамен. И все поймут, насколько она глупа. Я думал, отец меня выпорет, а он сказал, что настоящий мужчина всегда держит свое слово, и дал мне проспекты университетов. После школы я мечтал заняться автогонками, а пришлось ехать в Берлин, грызть гранит науки.

— А диссертация? — спросил Андрей. — Если тебе это неинтересно, то…

— Ты мне не поверишь, — улыбнулся Томас, — но я написал ее за две недели. На этом Богом забытом острове столько информации… я даже особенно не напрягался, просто последовательно изложил все, что здесь увидел.

— Ты приуменьшаешь, — сказал Андрей и убрал со стола пустой пластиковый ящик. — Я же читал твою диссертацию. Там есть очень много интересных мыслей. Я думаю, тебе стоит продолжить работу над выбранной темой. Если ты подробнее остановишься на тех вопросах, которые задел вскользь — кандидатская без труда станет докторской. Андрей пододвинул к Томасу кресло и сел в него.

— Думаешь, это нужно? — спросил Томас.

— Совершенно однозначно, — уверенно сказал Андрей. — После этого ты можешь заниматься чем угодно, но не закончить научный труд ты просто не имеешь права. Так уж получилось, что ты можешь дать ответы на некоторые вопросы… Даже если тебе неинтересно этим заниматься, ради науки, ради человечества ты должен это сделать.

— Возможно, ты и права, — вздохнув, сказал Томас, поднялся из кресла и пошел к двери. — Только плевал я на науку и все человечество. Превратить в ад такое прекрасное место… Так испоганить души…

— О чем ты? — спросил Андрей.

По песчаной дороге, ведущей ко второй лаборатории, неторопливо шел Мишель.

— Ты слишком долго был на природе, — не оборачиваясь сказал Томас. — Ты слишком давно не был в городе.

— Тебе не хочется отсюда уезжать? — спросил Андрей и, поднявшись из кресла, подошел к загрустившему орнитологу. — Я тоже привык к этим пальмам. Но пора вернуться к цивилизации. Не горюй. Через пару лет ООН начнет финансирование новой программы, и ты сможешь вернуться на этот остров.

— А ты? Ты не думаешь вернуться?

— Нет. Мне сорок лет. Пора иметь свой дом. Вернусь в родной город, буду преподавать в университете, заведем с Динакой детишек.

— Кстати, — Томас обернулся. — А почему у вас с Динакой до сих пор нет детей?

— Я хочу, чтобы мои дети росли у меня на глазах, а не в пансионате за десять тысяч километров.

— Это правильно, — согласился Томас. — Глупо надеяться, что чужой человек лучше тебя сможет объяснить твоему ребенку, что такое хорошо и что такое плохо.

— А почему ты не женат? До сих пор любишь Саманту? Или у тебя есть невеста?

— Есть, — ответил Томас. — Только она как клещ вцепилась в свою юридическую фирму и представить себе не может, что проживет жизнь, не сделав карьеры. Вот вернусь… Может что-то и получится.

— Мне было проще, — улыбнулся Андрей и, похлопав Томаса по плечу, вышел из хижины. — Пошли. Нужно закончить с консервацией второй лаборатории.

Томас вернулся к столу, забрал «четверку», повертел ее в руках. Чип памяти кажется не поврежден.

Солнце стояло в зените, на небе по-прежнему не было ни облачка. Порывы ветра шелестели широкими листьями высоких пальм. Андрей и Томас неспешно пошли в сторону шести каменных зданий международной научной станции.

— Приедете с Динакой на мое тридцатилетие? — спросил Томас. — Я думаю, это не выглядит подхалимажем. Ты мой начальник, но через два дня перестанешь им быть.

Андрей снова улыбнулся. Ему нравился этот молодой, честолюбивый немец. Прагматичный, не делающий практически ничего иррационального и при этом смелый до геройства. — Конечно, Томас. Мы обязательно приедем. Динака была так уверена в твоем приглашении, что даже придумала, что тебе подарить.

— Спасибо, — улыбнувшись, сказал Томас, но, как показалось Андрею, снова грустно. — Если бы ты отказался… мне было бы не с кем напиться в этот знаменательный день.

— Ты преувеличиваешь, — сказал Андрей. — Был бы повод и тот, кто все оплатит, а желающие напиться найдутся.

— Хм, — сказал Томас. — Твоя беда в том, что ты слишком давно не был дома.

— Давно, — вздохнул Андрей. — Больше двенадцати лет. Последний раз я навещал брата, когда после урагана Да Винчи ездил в Евросовет выбивать деньги на восстановление станции.

— Я слышал, что вы начинали чуть ли не с палаток.

— Палаток конечно не было, но в хижинах жили. Кстати, в тот год я вернулся на остров с Динакой. Она закончила Учебу и искала работу. А нашла меня.

* * *

Самолет уверенно начал снижение. Казалось, он пытается догнать солнце, ползущее за горизонт. Андрей с интересом и легким волнением смотрел в иллюминатор. Он почему-то был уверен, что когда облака расступятся, его взору откроется удивительная картина. И не только от аэродрома, от города… от всего мира Андрей ждал иного облика, чем тот, что он оставил двенадцать лет назад. За время, что он провел на острове, технология шагнула далеко вперед. Ученые сделали тысячи открытий. Сотни из них инженеры воплотили в жизнь. Из редких газет, что попадали на остров, из научных журналов Андрей знал, что новые идеи, новые решения старых задач переполнили мир. Казалось, человечество стоит у порога новой научно-технической революции, если уже не перешагнуло его…