Новое слово в пчеловодстве - [2]

Убедившись, что Светка, отбивая хлеб у горничной, которая должна прийти только завтра, начала собирать со стола посуду, он удалился к себе, запер все двери, прилег на кровать, потянулся к заветной тумбочке. И только тогда услышал этот невероятный звук.

Зрелище, открывшееся его глазам, повергло Юрия в шок. На несколько секунд его парализовало. А потом дом огласился истошным криком.

* * *

— Это не ты говорил мне, что не любишь Агату Кристи, потому что всегда угадываешь убийцу на середине романа? — осведомился Михалыч, разливая водку по стаканам.

— Ну, я, — осторожно признался Игорь, подозревая, что сосед по даче (и следователь по профессии) приготовил ему ловушку, чтобы примерно наказать за невинное желание прихвастнуть.

— Тогда тебя-то мне и нужно, — подтвердил Михалыч его подозрения. — У нас в Курортном районе укокошили парня, который жил совершенным затворником. Из дома этот анахорет выбирался раз в году — по весне — и только затем, чтобы запереться в финской клинике где-то за Полярным кругом. Богатенький буратино и законченный бедолага. Богатенький, потому что покойный папаша оставил ему хренову тучу миллионов, а бедолага — потому как при желании мог бы работать живым пособием для аллергологов. Жил, что твоя орхидея под стеклянным колпаком. Доступ в дом имели три с половиной человека прислуги, и только раз в году, тринадцатого июня — в день рождения парня — его навещали родственники. Вот в такой-то день бедолагу и прикончили.

— Думаешь, родственники? — заинтересовался Игорь. — И много их?

— Четверо. Мамаша юбиляра… Я, кстати, сказал, что парню стукнуло тридцать? М-да… Итак, мамаша, ее сестра — а покойному, стало быть, тетка, — дочь тетки и неофициальная сестра убитого.

— Как так — неофициальная? — не понял Игорь.

— А вот так. Папаша нашего парня — большая шишка при советской власти — нагулял ребенка вне брака и документально отцовство не оформил. Но денег на жизнь дочке подбрасывал, да и по завещанию какую-то мелочь оставил. Вот сынок и принимал сестру в компании с другими родственниками — к их вящему восторгу, надо думать. Колоритная семейка, что и говорить! — Михалыч, обозначая тост, приветственно поднял стакан и мигом его опустошил. — Я чего только не повидал на следовательской работе, и то впечатлился. Мать — воплощенная скорбь по погибшему сыну — при жизни навещала его раз в году. И не то чтобы он запрещал ей приезжать. Просто ради этих визитов ей приходилось на пару дней отказываться от косметики и парфюмерии, а это, как ты понимаешь, абсолютно немыслимо для женщины пятидесяти четырех лет, которая живет с тридцатишестилетним любовником. Она бы и вообще воздержалась от посещений больного сына, да вот беда — негодник ограничивал ее расходы жалким миллионом евротугриков в год, и обсуждать с мамашей ее жестокую финансовую нужду по телефону отказывался категорически.

— Это она сама тебе рассказала? — недоверчиво спросил Игорь.

— Ну, щас! Нет, ее зефирно-мармеладная сестренка пооткровенничала. Вся из себя такая возвышенно-воздушная дамочка… — Михалыч вдруг заговорил противным писклявым голосом. — Просто не способная думать обо всех этих гадких людских пороках — тщеславии, сребролюбии и тяге к плотским утехам.

Игорь ухмыльнулся.

— Уж она-то, конечно, приезжала просто поздравить племянника и никогда не просила у него денег.

— Для себя — никогда! Только для юного дарования — доченьки-музыкантши, которую непременно затрут и затопчут, если не поддержать ее гений материально.

— А что сказала сама музыкантша?

— Ничего. Девица крайне неразговорчива. Классический тип некрасивого угрюмого подростка, из которого клещами слова не вытянешь.

— А сестрица-бастард?

— Сестрица, пожалуй, единственная сносная тетка в этой компании. Толстая добродушная баба тридцати с гаком. Производит впечатление бесхитростной дуры, а на самом деле — кто ее знает…

— Примериваешь костюмчик убийцы на нее?

— Примериваю. Если брать мотив и возможность, она и виолончелистка — самые многообещающие кандидатуры. А вообще-то, я этот костюмчик на всех пятерых прикидывал. Пятая — медсестра, которая жила при нашем аллергике постоянно. Она, да четверо гостей — все мои подозреваемые. Никто другой это убийство совершить не мог.

— А как же прислуга, охрана? Только не говори мне, что богатенький буратино сам себе стирал, готовил, а от воров запирался на английский замок.

— Не буду. Но богатенький буратино, в силу особенностей характера и заболевания, не имел с прислугой никаких контактов. Охранники сидели в своей будочке у ворот и в дом — ни ногой. Уборщица, наводя в доме порядок, исполняла сложный танец, чтобы, не приведи бог, не столкнуться с хозяином. Да и вообще ее в тот день не было, она накануне убиралась. Кухарка Панину… Черт! Не надо бы упоминать его имени… Ну да ладно. Убитого звали Юрий Панин. Так вот, кухарка ему не требовалась, поскольку ел парень только специальную бурду из баночек от какой-то фирмы диетпитания.

— А как же гости, медсестра?

— Сестра питалась полуфабрикатами, заказывала себе месячный запас через интернет-магазин. А для гостей раз в год еду привозили из ресторана. Но этой штуки там точно не было, я сам видел в записи, как охранник принимал судки.