Новое назначение - [2]

Губернская тюрьма спешно освобождалась от всех прежних узников, включая не только политических, но и уголовных, принимая все новые и новые партии. Кроме офицеров туда сдавали не успевших сбежать членов правительства и городской администрации, командиры кораблей, не поддержавшие матросов. Несколько вчерашних гимназистов, нацепившие красные околыши на зимние шапки, гордо отконвоировали в узилище одноногого ветерана двух войн, полковника в отставке Карла Яновича Витукевича. Красная армия еще не успела войти в город, как уже переполнилась не только тюрьма, но и всё мало-мальски напоминающее места заключения — здание окружного суда, помещения профсоюзов и рабочие клубы.

Начальник тюрьмы господин Орленко, внезапно ставший товарищем Орленко, назначенный на эту должность еще до Первой мировой войны, и остававшийся при ней и при большевиках, и при белых, сокрушался, что количество арестантов в два раза превышало количество мест, а ему надо ломать голову — чем кормить этакую прорву народа, если старой власти уже нет, а новой еще нет? Покамест как добросовестный человек Орленко пытался изыскать средства самостоятельно, надеясь, что новая власть отметит его рвение. Кстати, не так уж он и не прав. Тюрьмы, как и больницы, нужны при любых режимах, и у господина-товарища оставался реальный шанс сохранить свою должность и при новом витке истории, и очередной смене власти.

Как это не покажется странным, нежданное падение Белого фронта застало Красную армию врасплох. Ну куда же это годится? Готовились воевать, получили дополнительные резервы, артиллерию, а тут такое...

Самойло, бывший генерал царской армии, опасался какого-нибудь подвоха, и красные наступали не спеша, с разведкой, но встречали только брошенное оружие, технику, а еще сотни солдат бывшей армии, спешивших сдаться в плен. Только в районе станции Обозерская сдалось около двух тысяч белогвардейцев. Теперь ломай голову — как прокормить всю ораву?

На сам Архангельск тоже двигались не спеша, а захватив без боя Холмогоры, узнали, что Миллер и верхушка спешно эвакуировались, бросив на произвол судьбы своих солдат и офицеров. Но все равно, красные еще два дня проторчали перед Архангельском, ожидая засады. А если город превратился в огромную ловушку, где из каждого окна встретит пулеметная очередь, а колокольни превратятся в снайперские точки?

Первым в город въехал захваченный еще летом английский танк, , отремонтированный, освоенный и зачем-то взятый с собой в наступление.

Танк въезжал в сопровождении полуэскадрона кавалеристов во главе с Хаджи-Муратом, а уже следом двигалась пехота.

Двигались осторожно, занимая в первую очередь главные улицы, а уже потом растекаясь на небольшие группы, проверявшие на всякий случай все переулки, осматривая подозрительные места, готовясь столкнуться с сопротивлением, но, к вящему удивлению, вначале увидели красные флаги, а потом толпу, выстроившуюся вдоль Троицкого проспекта, по которому как раз и двигался единственный танк.

В результате, вместо захвата города с боем, получился торжественный и абсолютно незапланированный вход Красной армии.

В те дни, когда солдаты ловили собственных офицеров, а городские обыватели вывешивали красные флаги, я занимался совсем другими делами. Когда стало понятно, что боевых действий не будет, подпольный комитет партии, не заморачиваясь на смену названия и прочие внешние атрибуты, озаботился другой проблемой, возможно, более важной — как решать продовольственный вопрос? С приходом Красной армии едоков прибудет, это понятно. Пока подтянутся тылы, возобновят движение по железной дороге, пройдет время. И сможет ли центральная часть России, сама нуждающаяся в хлебе, помочь Архангельску? Вопрос этот уже поднят, радио «Таймыра» отправило соответствующий запрос, из Центра пообещали, но когда это будет? Нам же понадобится кормить почти сорок тысяч горожан, десять, а то и двенадцать красноармейцев и еще некое количество военнопленных. Если по минимуму — шестьдесят тысяч, по максимуму — семьдесят.

К своему удивлению и радости среди кораблей, оставленных в порту, обнаружился не просто клад, а настоящий Клондайк. Шведский пароход «Хальмарк», зафрахтованный во время экспедиции Вилькицкого по Северному морскому пути в Сибирь, к Колчаку, и которому положено давным-давно отираться в гавани Стокгольма, почему-то нашелся в Соломбале, затерявшись между ржавыми баржами, предназначавшимися на слом и переплавку. По скромным подсчетам, в трюме находилось около ста тысяч пудов зерна и столько же муки. Еще отыскали пятьсот пудов сыра и сколько-то там мяса. Мясо, увы, для употребления в пищу не годилось — протухло и очень скверно воняло. Но именно благодаря мерзкому запаху пароход и был обнаружен. Мальчишки, промышлявшие всякой-всячиной, пошли на запах, перепугались, решив, что на пароходе лежат разлагавшиеся мертвецы, сообщили взрослым, а там все и завертелось.

Мне стало интересно — как же так получилось, что груз, уже официально распределенный среди горожан и благополучно съеденный (по отчетам), оказался на заброшенном причале? Что это — глупость или желание кого-то из членов Северного правительства «нагреть руки» на голоде и горе? Скорее всего, последнее. Хлеб во все времена служил самой лучшей валютой, посильнее золота. Что-то мне это напоминало. Да, именно это. Ситуацию накануне февральской революции, когда рядом с Петроградом стояли заполненные зерном эшелоны, а голодные домохозяйки и рабочие сутками стояли в очередях за хлебом, пока у кого-то не лопнуло терпение. Но в семнадцатом это была точно рассчитанная акция, направленная на формирование недовольства и начало революции. А здесь? Может, в правительстве Миллера у нас, у красных, имелся тайный «доброжелатель», поставивший своей целью скорейшее свержение белых? Не думаю. Скорее всего, имелся шкурник, да не один, собиравшийся нагреть собственный карман. Но коли хлеб так и остался в трюме, у него это не получилось. А ведь этот хлеб позволил бы Архангельску продержаться если не месяц, то хотя бы недели две, а за это время все могло измениться.