Новгородский толмач - [9]
Засим прощаюсь с Вами, бесценная матушка, и молюсь о Вашем здоровье и благоденствии.
Стефан.
(по-готски)
Немецкий двор охвачен тревогой. Приехали послы ганзейских городов, ведут новые переговоры с Великим Новгородом о правилах торговли. Новгородцы настаивают на том, чтобы их кораблям разрешен был проход в Балтийское море и дальше, чтобы «путь морской был чист». Ганзейцы категорически возражают и требуют «подписания договора по старине». В противном случае грозят вообще закрыть Немецкий торговый двор.
О, Свиток времени — как хотелось бы научиться заглядывать в тебя хоть на один виток вперед! Неужели моя миссия, начатая так удачно, оборвется в самом начале? Но, может быть, это и лучше? Вернуться на родину, снова увидеть фрау Урсулу, Грету, старых друзей… Закончить срок послушничества в монастыре, принять священнический сан. Укрыться от дьявольских соблазнов и искушений, которыми кишит этот город, поклоняющийся не Христу, а языческому Бахусу и Золотому тельцу. В любое время дня на его улицах можно встретить полуголых людей, которые пропили или проиграли в кости всю свою одежду. А вчера своими глазами видел, как из бани во дворе Алольцевых вышла совершенно нагая служанка, крикнула истопнику, чтобы принес еще воды, и спокойно ушла за дверь.
Встревоженные ганзейцы спешат распродать свои товары, спускают цены. Русские купцы пользуются счастливым моментом и требуют за воск и меха чуть не вдвое больше обычного. Мне приходится участвовать в переговорах с утра до вечера, уши болят от их криков. У Алольцевых бываю только по воскресеньям. Но все же после рабочего дня увожу повара в свою каморку, угощаю пивом и упражняюсь в эстонском. Чтобы убить двух зайцев, пытаюсь вместе с ним переводить заученные русские пословицы на эстонский.
(дальше на эстонском)
Женское «да» и женское «нет» так близко друг к другу — иголку не просунешь.
Садясь есть, книгу закрой — а то память заешь.
Кто любит попа, кто попадью, а кто попову дочку.
Век мой прошел, а дней у Бога не убыло.
Себя уморишь, а на людей не угодишь.
Упражнения:
Я смотрю. Я буду смотреть. Я смотрел.
Лавка стоит. В лавке купец сидит. Купец продает браслет.
Я вижу. Я увижу. Я увидел.
Я видел. Я видел ее. Я смотрел на нее.
Она говорила. Она смотрела. Она пела.
Мы говорили. Мы смотрели. Мы шли. Мы смеялись.
Она вышивала. Она наливала. Она смеялась. Она смотрела в книгу. (На эстонском пока нет слова «читать».)
У нее кольцо. У нее синий браслет. У нее ожерелье. Янтарь. У нее желтые сапожки.
Соблазн. Грех. «У дверей грех лежит, но ты господствуй над ним». Господствуй, Каин.
Кто любит купца, кто купецкого сына, а кто купецкую жену.
Покаяние. Суд. Бог. Пропасть. (На эстонском нет пока слова «ад».)
Глава 3. Псков
(латынь)
Преподобный отец Бертольд, учитель и благодетель!
Итак, то, чего мы опасались, произошло: ганзейцы не смогли договориться с новгородцами и закрыли Немецкий двор на неопределенное время. Выполняя Ваше распоряжение, я остался в Новгороде, поступив на службу к Ермолаю Лукичу Алольцеву. Через него мейстер Густавсон будет продолжать вывоз воска, а значит, мои послания, как я надеюсь, будут по-прежнему достигать Вас.
Слова одобрения в Вашем последнем письме очень согрели мое сердце. А известие о том, что копия моего отчета была послана в Рим самому кардиналу Виссариону, наполнило душу таким тщеславием, что я сам себе назначил сто покаянных поклонов перед распятием.
Но как же не возгордиться! Ведь я только обронил в письме эту идею подыскать для московского князя Ивана католическую невесту в Европе, — и вот она уже начинает воплощаться в жизнь. Мне удалось здесь встретиться с послом из Рима, Юрием Траханиотом, когда он проезжал в январе через Псков и Новгород в Москву. Он немного рассказал мне о принцессе Софии, племяннице последнего византийского императора. Так как она была крещена восточными вероотступниками и детские годы, до приезда в Рим, провела с ними, ей будет легче войти в доверие к московской знати и духовенству. Если этот брак состоится, я уверен, наша миссионерская деятельность в Московии получит могучий толчок вперед.
На зимний период семейство Алольцевых должно было вернуться в Псков, и Ермолай Лукич взял меня с собой. Я был этому весьма рад, потому что Псковская республика и Псковская крепость заслуживают отдельного описания, каковое и следует ниже.
Зимой здесь путешествуют на санях. Мне были предложены отдельные сани, и я самоуверенно согласился сам взять вожжи в руки, воображая, что моего опыта управления повозкой будет достаточно. Не тут-то было! Пока наш обоз катился по замерзшему Ильменскому озеру, все шло так гладко, как это и должно быть на свежем крепком льду. Но как только мы въехали в устье реки Шелонь, мои сани — и почему-то из всего обоза только мои! — начали налетать на каждый спрятанный под белым покровом торос. Я вылетал в снег вместе со своими пожитками, ко всеобщей потехе. На пятый раз Алольцев уговорил меня уступить вожжи одному из слуг и отдаться спокойному созерцанию русских снегов и небес. Зрелище колючих заснеженных вершин, плывущих на ослепительной голубизне, требует пера настоящего поэта и такого количества страниц, которое просто не вместится в наш глиняный свиток. Поэтому я упомяну лишь, что путешествие наше заняло три дня и что одну из ночей мы провели в городе Порхов, где Алольцева принимал его родственник и торговый партнер в весьма обширном и теплом доме. Ни дикие звери, ни злые разбойники не осмелились помешать нашей поездке.
Опубликовано в журнале "Звезда" № 7, 1997. Страницы этого номера «Звезды» отданы материалам по культуре и общественной жизни страны в 1960-е годы. Игорь Маркович Ефимов (род. в 1937 г. в Москве) — прозаик, публицист, философ, автор многих книг прозы, философских, исторических работ; лауреат премии журнала «Звезда» за 1996 г. — роман «Не мир, но меч». Живет в США.
Когда государство направляет всю свою мощь на уничтожение лояльных подданных — кого, в первую очередь, избирает оно в качестве жертв? История расскажет нам, что Сулла уничтожал политических противников, Нерон бросал зверям христиан, инквизиция сжигала ведьм и еретиков, якобинцы гильотинировали аристократов, турки рубили армян, нацисты гнали в газовые камеры евреев. Игорь Ефимов, внимательно исследовав эти исторические катаклизмы и сосредоточив особое внимание на массовом терроре в сталинской России, маоистском Китае, коммунистической Камбодже, приходит к выводу, что во всех этих катастрофах мы имеем дело с извержением на поверхность вечно тлеющей, иррациональной ненависти менее одаренного к более одаренному.
Приключенческая повесть о школьниках, оказавшихся в пургу в «Карточном домике» — специальной лаборатории в тот момент, когда проводящийся эксперимент вышел из-под контроля.О смелости, о высоком долге, о дружбе и помощи людей друг другу говорится в книге.
Умение Игоря Ефимова сплетать лиризм и философичность повествования с напряженным сюжетом (читатели помнят такие его книги, как «Седьмая жена», «Суд да дело», «Новгородский толмач», «Пелагий Британец», «Архивы Страшного суда») проявилось в романе «Неверная» с новой силой.Героиня этого романа с юных лет не способна сохранять верность в любви. Когда очередная влюбленность втягивает ее в неразрешимую драму, только преданно любящий друг находит способ спасти героиню от смертельной опасности.
Сергей Довлатов как зеркало Александра Гениса. Опубликовано в журнале «Звезда» 2000, № 1. Сергей Довлатов как зеркало российского абсурда. Опубликовано в журнале «Дружба Народов» 2000, № 2.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
Милан Кундера принадлежит к числу самых популярных писателей современности. Его книги «Невыносимая легкость бытия» и «Бессмертие» буквально заворожили читателей изысканностью стиля, умелым построением сюжета, накалом чувств у героев. Каждое новое произведение писателя пополняет ряд бестселлеров интеллектуальной прозы. «Вальс на прощание» — один из самых любимых его романов.
В компьютер Папы Римского проникает хакер и оставляет сообщение о церкви, которая «убивает, дабы защитить себя». Ватикан отряжает в Севилью эмиссара Лорепсо Куарта — установить личность автора послания и разобраться в ситуации. Отец Куарт погружается в хитросплетения церковной политики и большого бизнеса, вынужден решать тяжелые нравственные дилеммы, распутывать детективную интригу и противостоять соблазну…
Первый роман «Дептфордской трилогии» выдающегося канадского писателя и драматурга Робертсона Дэвиса. На протяжении шестидесяти лет прослеживается судьба трех выходцев из крошечного канадского городка Дептфорд: один становится миллионером и политиком, другой — всемирно известным фокусником, третий (рассказчик) — педагогом и агиографом, для которого психологическая и метафорическая истинность ничуть не менее важна, чем объективная, а то и более.
«Мост» — третий и, по мнению многих, наиболее удачный роман автора скандальной «Осиной Фабрики» Иэна Бэнкса. Налицо три плана повествования: потерявший память человек на исполинском мосту, подменяющем целый мир; уморительно коснозычный варвар, его верный меч и колдун-талисман в сказочной стране; инженер-энергетик в Эдинбурге и его бурная личная жизнь. Что между ними общего? Кто кому снится? И кто — один-единственный — в итоге проснется?