Новейшие успехи науки о преступнике - [10]

Достаточно взглянуть на бюст знаменитой сицилийской отравительницы, хранящийся в национальном музее в Палермо; ее лицо сплошь покрыто морщинами.

Он же, изучая вместе со мной появление седых волос и плешивости, доказал их отсутствие или их позднее появление у преступников, также у эпилептиков и кретинов. Среди первых лишь мошенники несколько приближаются к нормальным людям[5].

Наоборот, у 280 преступниц седые волосы наблюдались чаще, а плешивость реже, чем у 200 обыкновенных работниц.

X

Заканчивая эту главу, мы не можем не отозваться с похвалой о прекрасном открытии, которым мы обязаны, в чем охотно признаемся, юристу Анфоссо. Тахиантропометр, им устроенный, представляет поистине автоматический измеритель. Его бы можно назвать антропометрической гильотиной, если бы это название не имело такой специальной окраски: столь быстро и точно дает этот инструмент важнейшие измерения тела; это дозволяет даже людям, далеким от науки, производить антропометрические исследования; при помощи тахиантропометра ускоряется способ удостоверения личности преступника, улучшение которого навсегда останется величайшей заслугой Бертильона. Оказывая услугу юридической практике, тахиантропометр дает возможность производить в широких размерах наблюдения, доступные до сих пор лишь ученым.

Этот инструмент был недавно испытан Росси, проверившим результаты своих измерений на 100 преступниках (преимущественно воры); у 88 длина распростертых рук превышала рост; у 11 она была меньше длины роста; правая нога больше левой оказалась у 30; левая больше правой у 58; равная длина обеих ног у 12; правая рука длиннее левой у 43; левая рука длиннее правой у 54; этим вполне подтверждается большее развитие левой половины тела, обнаруженное уже раньше динамометром и изучением походки преступников. Лучшего подтверждения часто встречающегося усиленного развития левой половины тела нельзя и найти; вместе с тем это хороший признак атавизма, ибо Ролле наблюдал у 42 антропоидных более длинное левое плечо в 60 случаях, а у людей всего в 7 случаях из 100.

Подобное чисто анатомическое превосходство левой половины тела подтверждено также мной и Оттоленги посредством измерения кистей рук, среднего пальца и правой и левой ступни у 90 нормальных людей и у 100 врожденных преступников[6].

Глава 2. Отправления у преступников и прочее

Сопротивление болевому ощущению. Сопротивление болевому ощущению – аналгезия – представляет самую значительную аномалию врожденного преступника, не встречающуюся в такой степени даже у диких племен. Я доказал притупление болевой чувствительности при помощи моего электрического алгометра; а примеры этому существовали в большом числе и до меня.

Тюремные врачи знают, что преступники часто малочувствительны к самым болезненным операциям (например, прижигание каленым железом). Один вор перенес ампутацию ноги, не испустив никакого стона, и тотчас после операции стал играть с обрубком. Один убийца, выписанный за истечением срока наказания из каторжной тюрьмы на острове С., просил директора оставить его еще на некоторое время, когда его просьбу отклонили, он себе разорвал рукояткой большой ложки живот, затем спокойно поднялся по лестнице, забрался на свою постель и спустя короткое время умер без всякого стона.

Убийца Декурб, желавший избежать Кайенны^{2}, нарочно изранил себе ноги; излеченный от этих ран, он пропустил посредством иглы через коленную чашку волос и умер от этого. У Мандрена, до того как его обезглавили, терзали раскаленными щипцами руки и ноги в 8 различных местах, но он не издал ни одного стона. Чтобы уничтожить предательские приметы, Б. выбил себе посредством пороха три зуба; Р. содрал себе кожу с лица посредством осколков стекла.

Я видел, как двое убийц, ненавидевших друг друга издавна и сделавших друг на друга донос, на прогулке подрались, причем один укусил другому губу, а тот вырвал у противника волосы; оба потом жаловались не на раны, повлекшие за собой тяжелые последствия, а на то, что им не удалось докончить драку.

Такой аналгезией объясняются мучительные способы самоубийства, практикуемые в тюрьмах, а также наклонность к самоубийству даже у тех, которым остается всего несколько дней до освобождения из заключения, как то замечено в тюрьме Мазас. Ею же объясняются некоторые странные явления из уголовной хроники, в особенности явления, названные древними поэтами invulnerabilitas, т. е. недоступностью для увечья; я обозначил бы это более скромным и медицинским термином disvulnerabilitas преступников, то есть нечувствительностью к поранению.

Профессор Бенедикт видел в одной тюрьме разбойника из знаменитой шайки Рицца Шандора, настоящего гиганта и атлета, принимавшего участие в возмущении арестантов; он был жестоко избит сторожами, причем ему сломали несколько позвонков. Все его раны зажили, но с тех пор гигант превратился в какого-то карлика; тем не менее он продолжал работать в тюремной кузнице и употреблял в дело тот же тюремный молот, которым работал в лучшую пору расцвета своих сил.

Я наблюдал еще более поразительные случаи. Одному вору во время кражи раскололи правую половину лба ударом топора, нанесенным сбоку; через 15 дней он выздоровел без всяких последствий.