Новенький как с иголочки - [6]

ПУСТЬ КОЛ, ДА СОБСТВЕННЫЙ

И здесь, оказывается, льют дожди. И здесь - холодно и сыро. И келья моя протекает. И четыре кубометра осиновых дров гниют под дождем. Чем я буду зимой отапливаться?

- Еще будут хорошие деньки, - говорит Мария Филипповна, пионервожатая. - Еще в колхозе наработаемся.

- То есть как это?

- Обязательно, - говорит она. - Все пойдем: и ученики, и учителя.

Если бы я был посчастливей, сидел бы сейчас в публичке. Завтракал бы дома. Ходил бы в кино, когда хотел...

- Вы приходите к нам пообедать, - говорит Мария Филипповна. - Что ж на молоке на одном сидеть... Разве можно?.. Живот испортите.

- Я солдат, - смеюсь я. - Я привык ко всему.

А у них дома, наверное, тепло. Они обжились... Дом!

- Мне бы вот сахару достать, - говорю я.

- А вот мы в воскресенье в Козельск за продуктами поедем... Давайте с нами...

Чаю хочется!.. Обыкновенного горячего чаю... Раньше мне хотелось быть великим, хотелось попасть на Северный полюс... Хотелось написать роман... А сейчас хочется чаю...

- А я примус в Козельске куплю. Чай буду варить себе.

Она смотрит на гнилые дрова. Покачивает головой.

- Безобразие, - говорит. - Человек университет окончил, а они дров хороших дать не могли!.. - И оглядывается.

- Кто о н и?

Она смеется. Оглядывается по сторонам.

- Вы потише, - лицо у нее растерянное, - у нас в поселке слышно очень.

- Колхоз тут у вас развалюшка какая-то, - говорю я.

- Тшшш...

Губы у нее становятся белыми. И она шепчет этими белыми губами:

- Что вы... что вы... - И снова громко: - Послевоенные трудности. Ничего, это мы наладим... - И снова шепотом: - А то еще ученики услышат. Белыми губами: - Они знаете какие?.. - И снова, извиняясь: - Вы мне всю работу испортите...

...Я говорю своим восьмиклассникам:

- Результаты третьего диктанта - колы. Нравится?

Они молчат.

- Не нравится?

Они молчат.

- Цыганков Ваня, тебе нравится?

Он стоит за партой. Крутит рыжей кудлатой головой.

- Ну, нравится тебе такой результат?

- Не-е...

- Кому нравится?

Они молчат.

- Вот и выбирайте. Сами выбирайте, - говорю я. - Как скажете, так и буду поступать.

Что-то подкатывает к горлу. Что-то душит меня. Ну вы, ну поддержите хоть вы меня! Скажите хоть одно слово. Я не знаю, чем это кончится, но давайте воевать...

- Мы можем писать легкие диктанты, как тогда... Если вы хотите. Я даже могу подсказывать вам. Вы меня любить будете за доброту мою... А?

Они молчат.

- Меня все хвалить будут... Хороших дров мне привезут. Будет большой праздник...

Кто-то фыркает. Или я напрасно взываю к ним?

- И спрашивать я буду очень облегченно. И когда буду спрашивать, буду в окно глядеть, чтобы не мешать вам в учебник подсматривать...

Коля Зимосадов сидит насупившись. У Маши Калашкиной растерянная улыбка на некрасивом лице. Шура Евсиков барабанит по парте пальцами. Он очень сосредоточен.

- Хотите такую жизнь? Да? Одно слово, и всё будет по-вашему.

Они молчат.

- Хотите?

- Не хотим, - говорит Гена Дергунов и прячется за развернутую книгу.

- А ты за всех не отвечай, - говорит Саша Абношкин.

- Хотите?

- Лучше, чтоб полегче, - улыбается Маша Калашкина.

Подвел ты меня, Абношкин!

- Полегче не будет, - говорю я.

Они молчат. Бунт?

- Пусть кол, да мой собственный, - говорит Шура Евсиков. - Мне чужие четверки не нужны.

Ааа... Вот оно!

- Зимосадов.

- А мне тоже не нужны...

- А ты, Абношкин?

- А чего я?..

- Нагорит вам потом, - говорит мне Маша Калашкина. - Вам Шулейкин даст...

- Не твоя забота, - говорит ей Саша Абношкин.

- Выставлять колы в журнал? - спрашиваю я.

Они молчат.

- Выставлять?

Они молчат.

- Выставлять или нет?

- Ставьте, - говорит Гена Дергунов и прячется за развернутую книгу.

- Кто за?

Они поднимают руки.

Ну вот, теперь и начнется!.. Зачем мне это? Друг мой, друг мой, за то ли ты взялся?.. А в монастыре бывал Толстой... Забыл ты об этом, забыл... Хватал бы ниточку за неверный ее конец... Потомки спасибо сказали бы!..

- Не тем вы занимаетесь, - мягко говорит мне в учительской Шулейкин. Возбудили детей.

- Детей? - смеюсь я.

Теперь наши позиции стали хоть определеннее. Теперь легче. Вот - я, а вот - он. Главное теперь - это не нарваться, не раскричаться, не устроить истерику.

- Детей? - смеюсь я.

- Вы еще очень неопытны, - мягко говорит он. - Можете споткнуться...

Я улавливаю легкую угрозу. Она едва ощутима, как в жару - будущий дождь.

- Они не так безграмотны, как вам кажется, - говорит Шулейкин.

- Вы мне угрожаете?

- Вот видите, как вы поняли товарищеский совет? - качает он головой. Вот видите?..

- А может быть, и в самом деле, - говорит Клара Ивановна, - начать с колов?.. Ну пусть уж...

Он останавливает ее едва заметным движением руки, и она послушно смолкает.

- Послушайте, Михаил Андреевич, - говорю я Шулейкину, - вы что, боитесь меня? Или я ваши планы нарушил? А?

- Я ничего не боюсь, - говорит он.

- А чего вас бояться, - говорит Маракушев Николай Терентьевич вызывающе, а сам смотрит на Шулейкина, словно ждет его распоряжений.

Я резко поворачиваюсь к нему.

- А вы еще откуда взялись? - говорю я ему очень обидно. Но он не обижается. Только бы не сорваться. Пусть знают!.. Еще бы мне широко улыбнуться, помахать им рукой и выйти... Не могу...