Новеллы - [3]
Он поглядел на меня вопросительно. Я не шелохнулся.
— Согласен этим заняться? — спросил он.
— «Никогда»! — каркнул я. — Простите, — поспешил я добавить, сам удивляясь шутке, какую сыграло со мной необузданное воображение. — Конечно, согласен. Я слушаю вас.
— Отлично. Так вот, в четырех милях от города Уиклоу есть деревушка Фор-Майл-Уотер. Приходский священник там отец Хики. Ты слышал о чудесах в Нокской церкви?
Я подмигнул.
— Я не спросил, веришь ты в них или нет, только слышал ли ты — и все. Значит, слышал. Отлично. Не буду тебе объяснять, что в нашей стране даже чудо может принести больше вреда, чем пользы, если его истинность не будет доказана столь очевидным образом, чтобы заставить умолкнуть злобных врагов нашей церкви. А для этого нужно, чтобы свидетельства в пользу чуда исходили, если возможно, от их же сторонников. Вот почему, когда я прочел на прошлой неделе сообщение в «Вексфордской газете» о необычайном проявлении божественного промысла в Фор-Майл-Уотер, меня это обеспокоило. Я написал отцу Хики, велел ему доложить мне о происшествии, если оно истинно, если же нет — заклеймить с амвона авторов этой выдумки и поместить опровержение в газете. Он мне ответил. Он пишет… впрочем, вначале чисто церковные новости, и тебе это неинтересно. А дальше…
— Минуточку! Это он сам написал? Не мужской почерк.
— У пего ревматизм в правой руке. Пишет племянница, сирота, которую он воспитал. Она секретарствует у него… Так вот…
— Погодите. Как ее имя?
— Ее имя? Кэйт Хики.
— Сколько ей лет?
— Успокойся, мой друг, это совсем ребенок. Будь она старше, поверь, я не послал бы тебя. Еще есть вопросы по этому поводу?
— Нет. Никаких. Я уже вижу ее в белой вуали, идущей к святому причастию. Символ истинной веры и чистоты. Оставим ее пока. Что же сообщает его преподобие Хики о привидениях?
— Там нет никаких привидений. Я сейчас прочитаю тебе все, что он пишет.
«В ответ на запрос о недавнем чудесном явлении в моем приходе должен сообщить вам, что я ручаюсь за его подлинность и могу призвать в свидетели не только местных католиков, но и любого из тех, кто знал прежнее местоположение нашего кладбища, в том числе и протестантского архидиакона из Болтингласа, который живет в наших местах ежегодно полтора месяца. В газетном сообщении говорится не все, кроме того, есть неточности. Сейчас расскажу по порядку.
Четыре года тому назад в нашей деревне поселился человек по имени Уолф Тон Фицджеральд, по ремеслу кузнец. Откуда он взялся, никто не знал, семьи у него не было. Жил он один, одевался бедно, и когда напивался, что случалось весьма нередко, то не щадил в разговоре ни божеских, ни людских законов. В общем, хотя о мертвых не принято говорить дурно, это был мерзкий пьяница, богохульник и негодяй. И хуже того — он был, как я думаю, атеистом: ни разу не посетил церковь и отзывался о его святейшестве папе еще гнуснее, чем об ее величестве королеве. Вдобавок он был завзятым бунтовщиком и похвалялся тем, что его дед участвовал в восстании 1798 года, а отец сражался со Смитом О’Брайеном.[2] Не удивительно, что в деревне его прозвали Адским Билли и считали воплощением всех смертных грехов.
Как вы знаете, наше кладбище, расположенное на правом берегу реки, знаменито на всю страну, ибо на нем покоятся монахини-урсулинки, подвижник из Фор-Майл-Уотер и другие святые люди. Ни один протестант до сего дня не осмелился прибегнуть к закону и требовать погребения на нашем кладбище, хотя здесь скончались на моей памяти двое. С месяц назад этот самый Фицджеральд умер от белой горячки, и, когда стало известно, что его будут хоронить на нашем кладбище, деревня заволновалась. Пришлось сторожить тело, чтобы его не выкрали и не погребли где-нибудь на перекрестке дорог. Мои прихожане были сильно огорчены, когда я разъяснил им, что не имею власти предотвратить эти похороны, хоть я, разумеется, и отказался служить по умершему заупокойную мессу. Так или иначе, вмешиваться я им не разрешил, и 14 июля в неурочный час, поздно вечером, кузнеца погребли на кладбище. Никаких беспорядков не было. На другое утро вся деревня увидела, что кладбище за ночь переместилось на левый берег реки, а на правом осталась одна-едипственная могила. Снятые не захотели лежать рядом с отверженным грешником. Так оно и сейчас. Я свидетельствую все это присягой христианского священнослужителя. Если же моя клятва не убедит людей светских, то, как я уже сказал, эти мои слова подтвердит каждый, кто помнит, где находилось наше кладбище до похорон грешника.
Почтительнейше прошу учредить комиссию из джентльменов протестантского вероисповедания для тщательного обследования происшедшего чуда. Никто не потребует, чтобы они верили на слово. По карте нашего графства они убедятся, где находилось кладбище раньше; а потом сами увидят, где кладбище сейчас. Осмелюсь напомнить вашему высокопреосвященству, что это будет тяжким ударом для тех врагов святой церкви, которые пытались чернить ее славу своим неверием в недавнее чудо в Нокском приходе. В Фор-Майл-Уотер им не помогут никакие очные ставки. Им придется считаться с фактами.
Крупнейший английский драматург конца XIX – первой половины XX в. Джордж Бернард Шоу (1856-1950) в своих произведениях выступает как мастер интеллектуальной драмы-дискуссии, построенной на острых диалогах, полной парадоксальных ситуаций, разрушающей все традиционные представления о театре. Его пьесы бичуют политическую реакцию, нормативную мораль, лицемерие, ханжество. В 1925 г. писателю была присуждена Нобелевская премия.
Пьеса об английском обществе периода Первой Мировой войны, написанная, по признанию автора, под влиянием произведений А. П. Чехова. Внешне благополучное общество мало-помалу морально разлагается. Здесь нет ни одного положительного персонажа – каждый герой либо лицемерен, либо просто зол, либо слаб характером.
Александрия. 48 год до нашей эры. Легионы Цезаря вступают в Египет. Проходя мимо уменьшенной копии Сфинкса, Цезарь видит девочку, которая оказывается царицей Египта Клеопатрой и приглашает его во дворец, не признав в этом «забавном старичке» римского полководца. Только во дворце она понимает, что перед ней Юлий Цезарь. В Египте идёт борьба за власть между двором Клеопатры и двором её малолетнего брата Птолемея Диониса. Цезарь, видя это, решает возвести на трон Клеопатру, которая будет единолично править Египтом от его имени.
Написанная в 1901–1903 гг., комедия «Человек и сверхчеловек» не сразу попала на сцену. В таких случаях Шоу обычно печатал свои пьесы, но на этот раз даже не нашлось издателя, который согласился бы выпустить новое произведение драматурга. Тогда Шоу издал его сам (1903), а на театральных подмостках комедия появилась лишь два года спустя.«Человек и сверхчеловек» — одна из лучших пьес Шоу; более того, это вообще одна из лучших комедий XX в. Перед нами яркий образец драматургии идей. Художественная сила пьесы определяется тем, что носители идей автора — живо обрисованные характеры.
В этой социальной драме Шоу обличает буржуазное общество, обвиняя его в бесправии женщины и в том, что женщина способна просуществовать, только найдя себе достаточно состоятельного мужчину.
Великий мастер парадокса, самый остроумный мудрец Британии, Бернард Шоу был не только драматургом, но и мыслителем, который едва ли не первым из западных интеллектуалов принял русскую революцию и считал Ленина и Сталина величайшими людьми на планете. Разумеется, наряду с самим собой. В этой книге он говорит от первого лица, а не от лиц выдуманных героев. Это самые честные признания и умозаключения Бернарда Шоу, а также, конечно, шутки, многие из которых стали крылатыми. А если вы их не слышали – обязательно прочитайте и возьмите на вооружение. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
"Характеры, или Нравы нынешнего века" Жана де Лабрюйера - это собрание эпиграмм, размышлений и портретов. В этой работе Лабрюйер попытался изобразить общественные нравы своего века. В предисловии к своим "Характерам" автор признался, что цель книги - обратить внимание на недостатки общества, "сделанные с натуры", с целью их исправления. Язык его произведения настолько реалистичен в изображении деталей и черт характера, что современники не верили в отвлеченность его характеристик и пытались угадывать в них живых людей.
Трагедия одиночества на вершине власти – «Калигула». Трагедия абсолютного взаимного непонимания – «Недоразумение». Трагедия юношеского максимализма, ставшего основой для анархического террора, – «Праведники». И сложная, изысканная и эффектная трагикомедия «Осадное положение» о приходе чумы в средневековый испанский город. Две пьесы из четырех, вошедших в этот сборник, относятся к наиболее популярным драматическим произведениям Альбера Камю, буквально не сходящим с мировых сцен. Две другие, напротив, известны только преданным читателям и исследователям его творчества.
Антиутопические сказки про Фиту (три из них были написаны в 1917 году, последняя — в 1919) явились своеобразной подготовительной работой к роману «Мы». В них вызревали проблемы будущей антиутопии, формировалась ее стилистика. В сказках про Фиту истоки возникновения тоталитарного государства Замятин отыскивает в русской истории. М. А. Резун.
На равнине от Спалта до Нюрнберга, настало время уборки хмеля. На эту сезонную работу нанимаются разные люди, и вечером, когда все сидят и счесывают душистые шишки хмеля со стеблей в корзины, можно услышать разные истории…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Аббату Куаньяру было не свойственно чувство преклонения. Природа отказала ему в нем, а сам он не сделал ничего, чтобы его приобрести. Он опасался, превознося одних, унизить других, и его всеобъемлющее милосердие одинаково осеняло и смиренных и гордецов, Правда, оно простиралось с большей заботливостью на пострадавших, на жертвы, но и сами палачи казались ему слишком презренными, чтобы внушать к себе ненависть. Он не желал им зла, он только жалел их за то, что в них столько злобы.».