Новеллы - [48]

Однако не было никакой опасности, что Сильвий Антоний утонет. Нимфа протянула свои бело-розовые руки и поймала его. Едва ли он даже коснулся поверхности воды. В тот же миг ее скакун повернул, понесся прочь по воде и скрылся в лесу. И громко звенел смех дикой всадницы, уносившей Сильвия Антония прочь.

Гален и его люди на мгновение застыли от ужаса. Некоторые, как при опасности на море, сбросили одежду, чтобы плыть к берегу. Гален удержал их.

— Без сомнения, это — воля богов, — сказал он. — Ради этого они через тысячи бурь пригнали Сильвия Антония Поппия к этой неведомой земле. Будем же радоваться, что мы стали орудием их воли! И не будем пытаться ей воспрепятствовать!

И моряки послушно взялись за весла и двинулись вниз по реке; под ритмичные удары весел они тихо затянули песню о бегстве Аретузы.

* * *

Теперь, когда эта история окончена, путешественник, должно быть, понял то древнее наскальное изображение, которое ему показывали на земле великой Кунгахэллы. Он, вероятно, смог различить и лося с ветвистыми рогами, и трирему с длинными веслами. Не стоит требовать, чтобы он увидел там Сильвия Антония Поппия и прекрасную лесную королеву, ибо для этого нужно смотреть глазами старых сказителей.

Он поймет и то, что изображение создано самим юным римлянином и что так же обстоит дело с этой старинной историей. Сильвий Антоний слово в слово поведал ее своим потомкам. Он знал: им будет приятно узнать, что они произошли от известных всему миру римлян.

Но, конечно, чужестранцу необязательно верить в то, что какая-нибудь из нимф Пана бродила по этому речному берегу. Он может думать, что в первобытном лесу обитало дикое человеческое племя и что наездницей огромного лося была дочь короля, властвовавшего над этими бедными людьми. И что когда девушка увезла Сильвия Антония, она всего лишь хотела похитить его драгоценности. И что она вовсе не думала о самом Сильвии Антонии, она даже вряд ли знала, был ли он таким же человеком, как и она.

И путешественник, конечно, поймет, что имя Сильвия Антония не сохранилось бы до сих пор на этих берегах, если бы он все время оставался таким же глупцом. Путешественник сможет услышать о том, как преобразили юного римлянина несчастье и нужда, и как он из презираемого дикарями раба сделался их королем. Он был тем, кто первым подступил к первобытному лесу с огнем и сталью. Он возвел первый крепко срубленный дом. Он строил корабли и выращивал хлеб. Он положил начало великолепию великой Кунгахэллы.

И когда путешественник услышит об этом, он будет обозревать окрестности еще более радостно, чем прежде. Потому что хотя город и превратился в поля и луга, а на реке не увидишь парусов, эта земля все же дала ему возможность заглянуть в прошлое и глотнуть воздуха мечтаний.

МАРГАРИТА МИРОТВОРИЦА (Перевод Д.Закса)

Что всполошило птиц в глухом бору?

Зачем, шурша корой, скользнула белка

По толстому стволу и замерла,

Поднявши хвост, на самой нижней ветке

И смотрит вниз горящими глазами?

И отчего так гулко впереди

Грохочет, как крылатый гром, глухарь?

Что зрят они? Ходившие по хворост

Крестьянки возвращаются из леса,

Крича наперебой, что там пред ними

Предстал прекрасный всадник с пышной свитой.

Волненье в их глазах. Густой туман

Клубится средь высоких красных сосен.

Им вслед бежит мальчишка-углежог,

Он запыхался, торопясь в долину,

Его глаза восторженно сияют

На вымазанном сажею лице.

Чуть отдышавшись, он кричит: «Ликуйте!

Принцесса едет. Только что я видел

Ее со свитой на лесной дороге.

И тихие лесные птицы пели,

Ее завидев, и скользнула белка

Вниз по стволу, чтобы ее узреть,

И грохотал глухарь средь темных сосен.

Ликуйте, люди! Радуйся, народ!»

Молчи, бесенок. Придержи язык.

Не приставай с своею глупой сказкой.

Молчи, пострел, коль жизнью дорожишь.

С чего ты взял, что то была принцесса?

То, верно, тролль. Принцесса не приедет.

Господь с тобой, принцесса не приедет.

Молчи, пострел. Тебе ль дразнить несчастных,

Живущих в злые годы на границе

Двух королевств, чьи в распре короли?

Мы как овца, которую от стада

Отбил медведь и подогнал к обрыву,

Мы ежедневно видим, холодея,

Жестокой смерти бледный страшный лик.

Мы знаем, что мерещится мальчишке.

О прошлом годе шведский конунг Инге[15]

И наш сосед, норвежский конунг Магнус,[16]

Сойдясь у Кунгахэллы, сговорились

Кровавой распре положить конец.

Король же Инге в упроченье мира

Пообещал не позже, чем весною,

За Магнуса Норвежца выдать дочь.

Вот и твердит он, что принцесса едет

В Норвегию. Но мы не в силах верить

Его рассказу о златой короне,

О скакуне под пурпурной попоной,

В нас больше нет надежды, веры нет.

Всю долгую мучительную зиму

Мы просидели в низких темных избах.

И в дыме, что всходил над очагом,

Мы различали призраков зловещих,

Вооруженных копьями, мечами,

Несущих нам разор и смерть. Они же

В кошмарных снах являлись нам. Казалось,

Они, как волки, рыщут по округе,

Вот-вот ворвутся под покровом ночи

К нам во дворы и красных петухов

По крышам пустят, и в горящих избах

Над трупами убитых разнесется

Победный клич дружинников хмельных.

В лесу, со свитой, в пышном одеянье?

Молчи, молчи, не повторяй пустое!

Пусть даже ветер, камень придорожный