Новеллы и повести. Том 1 - [19]

— Пошли! — сердито сказал генерал. — Слышишь?

Они вернулись в кабинет. Генерал налил стакан воды и поставил его на маленький столик, за который сел старик.

— Не ожидал я от тебя такого безобразия! — сказал он, еще не оправившись от изумления. — Сказать тебе по правде, я бы так не поступил!

— Я бесконечно сожалею! — глухо сказал старик.

Генерал внимательно посмотрел на него и вдруг рассмеялся.

— О чем тут сожалеть! — сказал он совсем другим, задушевным тоном. — Пусть, хоть и поздно, проглотит затрещину для острастки… Теперь будет знать, с кем имеет дело…

Старик вздохнул и стал собираться.

— Дальше что будет?

— Ничего особенного, отпустим его, — сказал генерал. — И без того не имеем права дольше задерживать его…

— Хорошо, — сказал старик.

Домой он вернулся на машине генерала, которая во всю мощь неслась по пустынным, холодным улицам. Он окончательно успокоился, мысли прояснились. Но по-прежнему было непонятно, кто виноват — солнце или туча? Отчего стряслась беда: оттого ли, что он своей темной тенью омрачил все вокруг, или оттого, что внезапно бросил на них луч света и они увидели себя в неприглядном виде?

Когда он поднялся к себе, дочь в накинутом на плечи халате все еще ждала его в прихожей. Ее темное, мышиное личико совсем потемнело, когда она увидела, что отец возвратился один.

— Где он? — с тревогой спросила она.

— Ничего, сейчас придет, — просопел он, уходя в спальню.

6

Но молодой человек не пришел ни в ту ночь, ни на следующий день. На третий день вечером отец вернулся раньше обычного, озабоченный и обеспокоенный. Квартира оказалась незапертой, не было слышно ни звука. Он прошел через прихожую, заглянул в спальню, на кухню, даже постучал в дверь ванной — нигде никого. Лишь тогда ему пришло в голову заглянуть в комнату дочери, куда он никогда не входил. Он поколебался, постояв перед коричневой дверью, и чуть было не повернул вспять, но тревога пересилила. Да и постучать ничего не стоит. Постучал и с облегчением вздохнул, решив, что в комнате тоже никого нет.

Но там послышались шаги и на пороге появилась жена.

На мертвенно бледном, расстроенном лице выделялись покрасневшие от слез глаза.

— Что случилось? — испуганно спросил он. Она ухватила его за руку и залилась слезами.

— Евтим! — всхлипнула она. — Евтим, помоги ребенку!..

Он заглянул в комнату. Дочь в измятом пеньюаре лежала ничком, словно придавленная к постели, и конвульсивно вздрагивала. Перепутанные волосы разметались в стороны.

— Ступай к себе! — сказал он жене слегка охрипшим голосом.

Жена уступила ему дорогу, он вошел и прикрыл за собой дверь. Поколебавшись, подсел к дочери. Лишь тогда старик понял, что она содрогается в беззвучных мучительных рыданиях. Рука его сама собой поднялась и погладила ее по свалявшимся жестким волосам.

— Искра! — тихо сказал он. — Искра, что с тобой, моя девочка?

Она мгновенно повернулась к нему, будто на невидимой оси. Он увидел искаженное гримасой лицо, налитые кровью глаза с диким нечеловеческим страданием уставились на него. Увидев отца, она отшатнулась к стене. Внезапный ужас еще более исказил ее мокрое от слез лицо.

— Уйди, уйди, уйди! — еле пролепетала она непослушными губами. — Сейчас же уходи!

— Искра, прошу тебя! — проговорил он сиплым, сдавленным голосом.

Взгляд его затуманился. А когда в глазах прояснилось, лицо ее неузнаваемо преобразилось. Судорожно напряженные мускулы расслабли, только выпяченные губы все еще трепетали неудержимой дрожью. Она смотрела на него лихорадочными, полными безумной надежды глазами.

— Папа! — всхлипнула она, бросаясь к нему в объятия.

Потрясенный, он держал в руках легкое, исхудавшее тело — тело своей дочери, которого он не касался даже кончиком пальцев с тех пор, как она перестала быть младенцем.

— Папа! — рыдала она. — Приведи его ко мне, папочка, прошу тебя! Верни его мне!

Все вокруг завертелось у него перед глазами и снова застыло, мертвое и неподвижное. Нет, не мертвое, почему мертвое, ведь он жив и, слава богу, все тоже живы.

— Папочка, умоляю тебя!

— Успокойся, моя девочка, успокойся! — приговаривал он, сам понемногу успокаиваясь. — Конечно, верну его…

Она резко повернулась.

— Ты дал слово!

— Ну конечно! Но ты должна хоть немного успокоиться и рассказать мне все, чего я не знаю.

Снова дикая, безумная надежда тенью скользнула в ее взгляде.

— Но я спокойна, разве ты не видишь — я совсем спокойна! — лихорадочно забормотала она и вдруг расхохоталась — сухим, жутким смехом.

— Вижу, вижу! — сказал он в смятении.

— Чего тебе рассказать?

— Скажи мне — ты виделась с ним после той ночи?

Она как бы призадумалась, но он заметил, как мороз пробежал у нее по коже.

— Видела его… Вчера вечером видела там… Он сказал, что не вернется… Ты его страшно обидел, поэтому он не хочет… Папа, видишь, ты виноват, потому что обидел его…

— Да, конечно, я виноват, — бормотал он в смущении. — Может быть, ненамеренно… но я виноват. И я обещаю привести его — в этом ты можешь быть уверена…

Она по-прежнему смотрела на него с надеждой, но уже не с такой слепой и неистовой.

— Ты сейчас же должен встретиться с ним!

— Конечно, откладывать не буду…

— А ты знаешь где?