Новеллы - [92]

Шрифт
Интервал

— Скорее правил приличия, сударь, правил приличия.

Сударь! Как тут было снова не рассмеяться. Ой-йой-йой! Со смехом они выскочили из комнаты, бросились в траву, зарылись в нее лицом и ну смеяться.

— Сударь, сударь…

Даже слезы из глаз покатились.

Но вскоре им тяжко пришлось — мыться заставили; тетя из провинции, к сожалению, их уши проверила, а потом как схватит щетку, как начнет ею орудовать, волосы им расчесывала, трясла их, словно они не девочки вовсе, а грязные рубашки в руках пьяной прачки.

— Идите, пожалуйста, в ногу, — говорила тетя из провинции. — И не глазейте, пожалуйста, по сторонам, ни вправо, ни влево. Мы с вами в Пеште находимся.

— Это вы из провинции, тетя, — сказала Мальвинка. У нее отпала всякая охота путешествовать, ей и на горе Шваб неплохо, и Сигет сойдет, не так уж и важно увидеть «прекрасную пусту», как выразилась тетя Цина в письме, приглашая их приехать посмотреть «разгуливающих в ярком блеске солнца златошерстых барашков» и «кротких коров на склонах холма». Мальвинке уже не хотелось и в имении на лодке по озеру кататься, где «кишмя кишат веселые рыбки-барчуки и рыбки-барышни»… Если б она осмелилась, то побежала бы обратно, по крайней мере, хорошая была бы шутка. Как бы бросились за ней папа, мама и все остальные.

Так они добрались до дымного вокзала, где Мальвинку неожиданно охватила жажда путешествия. Здесь работали поршни, пускали пар паровозы, стучали по колесам слесари, бегали туда-сюда пассажиры, носильщики; и моторные тележки, везущие багаж, чуть всех не передавили. И этот крик: «Объявляется посадка на пассажирский поезд, следующий до станции Ясароксаллаш какой-то, Шомодь и так далее».

Полагалось бы заплакать, растроганно слать родителям воздушные поцелуи, но Мальвинка и Агнешка едва смогли дождаться, покуда поезд наконец тронется.

— Где мы сейчас? — очень взволнованно спросила Мальвинка тетю, когда поезд на секунду остановился у сортировочной станции.

— На железной дороге, — с достоинством ответила дама и взглянула на Мальвинку. — Поменьше задавай вопросов, если не хочешь быстро состариться.

Фу! Ну и штучку выудили! С такой ведьмой ехать, тысячу замечаний услышишь. Вот опять: «Не высовывайся, тебе столбом голову снесет…»

— Мне? — спросила Мальвинка. — Тетя, мне снесет голову?

— Мне снесет голову? — повторила и Агнешка.

— Вам обеим, — сказала тетя. — А теперь будьте добры сесть. И довольно!

«Чего довольно? — думала Мальвинка. — Ведь мы ничего и не делали».

А как бы хорошо побегать по вагону с криком: «Мы едем, едем…» Билеты проверять, распоряжаться, визжать… Но длинная тетя тотчас подняла палец:

— Попрошу сидеть спокойно, попрошу вести себя прилично, как подобает порядочным, благородным детям. И никуда не ходить.

Они сидели и смотрели на проносящиеся мимо поля и телеграфные столбы.

— Слушайте меня внимательно, — сказала тетя. — Вы будете сидеть за большим столом. Пожалуйста, завязывайте на шее салфетки, не чавкайте, не опрокидывайте стаканы, словом, мы хотим, чтобы вы за едой держали себя прилично.

Мальвинка подняла на нее глаза. Ангешка тоже. Больше девочки ничего не говорили, сидели молча, и тетю стало даже беспокоить такое долгое безмолвие. Она спросила:

— Ты не больна? Не больна?

Обе девочки ничего не ответили, возможно, они уже заболели.

— Пожалуйста, разрешите нам пошептаться, — попросила Мальвинка.

И они зашептали что-то друг другу.

— Ай-яй-яй! — сказала тетя. — В обществе неприлично шептаться.

Услышав это, барышни совсем приуныли, и, когда поезд вбежал на станцию и тетя Цина встретила их с большой радостью и ликованием, они остались такими же тихими. Молча побрели со станции, молча сели в господскую коляску, не глядя по сторонам ни вправо, ни влево.

— Вы проголодались? — спросила тетя Цина.

Обе промолчали.

— Хотите молочка? — спросила тетя Цина и велела принести им по стакану.

Мальвинка только языком лизнула и тотчас вернула стакан.

— Плохое молоко, — решительно произнесла она.

Тетя Цина заглянула в стакан, попробовала молоко.

— Вкусное молоко, — ласково сказала она.

Теперь и Агнешка протянула стакан обратно.

— Плохое молоко, тетя.

— Если молоко плохое, не пейте его, — сказала родственница, которая привезла их.

Тетя Цина на мгновение задумалась.

— Пойдемте, малышки, я вам покажу хлев.

Мальвинка взяла маленькую Агнеш за руку, и они пошли словно приговоренные к смерти.

— Это корова, — сказала тетя Цина. — Она дает вкусное молочко.

Мальвинка посмотрела на Агнешку.

— Гадкая корова.

— Гадкая, — повторила Агнешка.

Начался обед. Мальвинка и Агнешка быстро завязали салфетки, взяли ложки.

— Вы любите гороховый суп?

Девочки ничего не ответили. Неужели они кажутся детьми, которые могут чего-то не любить? К тому же гороховый суп! Да он весь из зеленых шариков, яичной лапши, и даже сахар в нем есть! Тетя Цина думает, что ей прислали двух скверных детей, которые не умеют ни есть, ни пить, ни обращаться с вилкой и ножом.

Девочки попробовали немного супа — так деликатно, словно были принцессами из сказки, — но увы! — что поделать, если гороховый суп всюду хорош, а здесь ужасно невкусный.

— Плохой суп, — сказала Мальвинка.

Она оттолкнула от себя тарелку и скривила губы, будто желчи глотнула.


Рекомендуем почитать
Собрание сочинений. Т. 10

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Баконя фра Брне

Симо Матавуль (1852—1908), Иво Чипико (1869—1923), Борисав Станкович (1875—1927) — крупнейшие представители критического реализма в сербской литературе конца XIX — начала XX в. В книгу вошли романы С. Матавуля «Баконя фра Брне», И. Чипико «Пауки» и Б. Станковича «Дурная кровь». Воссоздавая быт и нравы Далмации и провинциальной Сербии на рубеже веков, авторы осуждают нравственные устои буржуазного мира, пришедшего на смену патриархальному обществу.


Европейские негры

«Стариною отзывается, любезный и благосклонный читатель, начинать рассказ замечаниями о погоде; но что ж делать? трудно без этого обойтись. Сами скажите, хороша ли будет картина, если обстановка фигур, ее составляющих, не указывает, к какому времени она относится? Вам бывает чрезвычайно-удобно продолжать чтение, когда вы с первых же строк узнаете, сияло ли солнце полным блеском, или завывал ветер, или тяжелыми каплями стучал в окна дождь. Впрочем, ни одно из этих трех обстоятельств не прилагается к настоящему случаю.


Канареечное счастье

Творчество Василия Георгиевича Федорова (1895–1959) — уникальное явление в русской эмигрантской литературе. Федорову удалось по-своему передать трагикомедию эмиграции, ее быта и бытия, при всем том, что он не юморист. Трагикомический эффект достигается тем, что очень смешно повествуется о предметах и событиях сугубо серьезных. Юмор — характерная особенность стиля писателя тонкого, умного, изящного.Судьба Федорова сложилась так, что его творчество как бы выпало из истории литературы. Пришла пора вернуть произведения талантливого русского писателя читателю.


Том 7. Бессмертный. Пьесы. Воспоминания. Статьи. Заметки о жизни

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Том 6. Нума Руместан. Евангелистка

Настоящее издание позволяет читателю в полной мере познакомиться с творчеством французского писателя Альфонса Доде. В его книгах можно выделить два главных направления: одно отличают юмор, ирония и яркость воображения; другому свойственна точность наблюдений, сближающая Доде с натуралистами. Хотя оба направления присутствуют во всех книгах Доде, его сочинения можно разделить на две группы. К первой группе относятся вдохновленные Провансом «Письма с моей мельницы» и «Тартарен из Тараскона» — самые оригинальные и известные его произведения.