Новелла современной Румынии - [37]

Кирикэ волей-неволей слушал. Нетя видел это, но и не думал остерегаться! Кирикэ слушал, стиснув зубы, и разочарованно поглядывал на Дрона.

Нетя использовал биографию Дрона как лишний аргумент, желая доказать Икэ Леве, что начальник их бригады, «так сказать, жулик».

— Я на мелочи не размениваюсь, я — человек простой, — разглагольствовал он, твердо решив ни за что не сдавать своих позиций. — Таков уж я, и баста! То есть, я не требую, чтобы мне поклонялись: когда я имею дело с настоящим вором, то сам снимаю перед ним шапку и становлюсь смирно. Но когда я имею дело с мелким воришкой, то не желаю, чтобы он, так сказать, разыгрывал передо мной настоящего вора… со мной шутки плохи! Будь он хоть дважды Дрон!

При ближайшем рассмотрении, без шинели, Нетя, смуглый, худой и сутулый старик, обнаруживал сходство с сухой, насквозь прокопченной селедкой, и от него исходил соответственный запах, потому что (как позже узнал Кирикэ) он два раза в день смазывал усы каким-то зеленовато-синим составом, издававшим сладковатый запах ванили, заглушаемый сильным, пронзительным запахом керосина.

— Я — натура цельная и привык говорить правду: я — кавалерийский ветеринар, пенсионер народной армии в чине младшего лейтенанта! Надо же учитывать, так сказать, квалификацию! А если не учитывать, тогда — баста!

Икэ Леве чуть не свернул себе шею, следя за пробегавшими зайцами, а Нетя, наседая на него, делал выводы: практика его в ка-ва-ле-рии, то есть «среди лошадей», то есть на «чисто зоотехническом участке», давала ему право претендовать в качестве скупщика ягнят на более высокое положение, чем теперешнее, — быть на побегушках у такого «жулика и пройдохи», как Дрон.

— Я, если можно так выразиться, не член партии. Знаю. Но и не исключенный, как некоторые жулики. И баста! Кто ничего не смыслит в этом деле, пусть не суется. А то и других за собой потянет!

Одним словом, зам хотел, чтобы Икэ Леве убедил во всем этом Турку, а последний «доложил кому следует», и его, Нетя, назначили начальником вместо Дрона. Но Икэ продолжал равнодушно мурлыкать свою песню, сообщая Нетя, что увидел уже четвертого по счету зайца.

У Кирикэ голова шла кругом! Пятясь, вернулся он на свое место и, прижавшись лбом к холодному крану отопления, робко попытался начать разговор хотя бы с самим собой; но это вызвало такое смятение в его бедной душе, что он на время отказался от своей затеи.

У соседнего окна Адам Турку, суровый, седой и плотный, как столетний пень, с мрачным видом пристально уставился на Дрона, который, раскрасневшись от смеха и выпучив глаза, подробно рассказывал ему, бесцеремонно подталкивая его локтем, будто Нетя и его жена, сами того не подозревая, сожительствовали во время войны с одним и тем же немецким унтер-офицером, тоже ветеринаром. Он говорил, захлебываясь, упиваясь собственным рассказом, а слова, которые обычно не принято произносить вслух в общественных местах, заменял подмигиванием, красноречивыми жестами, или самыми неожиданными терминами собственного изобретения, среди которых исходным все же было знаменитое выражение — «привести в боевую готовность».

Увидев приближающегося Кирикэ, Дрон обратился к нему со словами:

— Ну-ка, парень, приведи себя в боевую готовность! Как поезд остановится, сбегай мне за сигаретами — две пачки «Национальных»… Смотри не отстань от поезда. Держи деньги.

Заметив, что парнишка колеблется, он резко прикрикнул:

— Задача ясна? Пошел! И не скулить у меня! — и, подмигнув Турку, добавил; — Он тоже из центра.

Но Турку, воспользовавшись случаем, уткнулся в книгу.

Когда Кирикэ вернулся с папиросами, Дрон стоял уже у другого окна, рядом с Нетя, а Икэ Леве подошел к Турку.

Волей-неволей пришлось Кирикэ слезать с поезда и на других станциях: за цуйкой… за водой… за яблоками…

Он уже больше ни с кем не хотел вступать в беседу. Невольно ловя обрывки разговора, он упорно молчал.

Дрон изо всех сил старался завоевать расположение Турку. Но для чего? Он с каким-то ожесточением подлизывался к нему, но, видя, что Турку все время молчит, бросался к Нетя или Икэ Леве, торопясь очернить того, перед которым только что лебезил.

Нетя также пытался влезть в душу Турку… А Икэ, прямо издевательски напевавший всем в лицо свою песенку, к Турку относился по-иному… Но почему?

Если Дрон и Нетя говорили правду, то выходило, что он, Кирикэ, несколько поторопился дать оценку Турку: его «крестьянин», «кулак» оказался рабочим; почти тридцать лет он работал плотником на судостроительных верфях в Галаце и Турну-Северине… Он был старым коммунистом. Очень ли «старым»? Нетя и Дрона не интересовали подробности; уже одно то, что некогда Турку был «большим» человеком, выводило их из себя. Когда и где Турку был «большим» человеком? Это опять оказывалось загадкой. Судя по тому, как Дрон и Нетя таращили глаза, говоря о прошлом Турку, можно было подумать бог знает что. Так или иначе, но его «понизили», «сократили», «задали ему взбучку», «привели в чувство»…

— И точка! — закончил Нетя, не желая вдаваться в подробности.

— Ну, дело ясное: привели его в боевую готовность! — одобрял Дрон. — Они поймали его с… — далее следовал красноречивый жест, говорящий о том, что речь шла о воровстве.