Новелла о туманном лодочнике - [4]

— Дыра! — произнес Спицын безапелляционно, он сморщился, гладя как по ровной глади реки медленно и величественно плывет остов дохлой собаки — у них хоть электричество здесь есть? — Есть, — сказал Коршунов, — вон какие хоромы стоят. Он махнул рукой в сторону поля, там, где, едва видимые, возвышались трехэтажные дома из красного кирпича. Их стекла ловили солнце и ярко блестели, так, что слепили глаза даже с такого расстояния. Июльское солнце стояло в у них над головами, вольготно расположившись в белесом, вылинявшем небе. Прямые его лучи падали на деревню, на поле, и на речку вызывая на ней тысячи золотых блесток. Жара была в районе тридцати, и охотники были вынужденны снять свои тяжелые, непромокаемые куртки. — Так ты думаешь местные там живут? — Спицын вздохнул и прислонился к обшарпанному боку своей машины, он думал о ночи. — А там никто не живет. Хозяева испугались до икоты, собрали манатки и свалили прочь. Пустые они, дома эти. Вот может, лодочника убьем, вернутся. — Да нам то что за них. — Сказал Спицын. — Нас лодочник должен волновать, а не эти нувориши. Они замолчали, глядя на ровно текущую воду речки. Она была мелкая и светлое песчаное дно в мелких морщинах дюн проглядывало сквозь прозрачную воду у берегов. Охотники были готовы, и они прекрасно знали о случившемся с их многочисленными предшественниками. Но в отличие от этих сгинувших искателей, Спицын и Коршунов были на колесах — на многократно испытанных и проверенных автомобилях, и у них был талисман. Занятная эта вещица была спрятана в рюкзаке и до поры до времени обернута тремя слоями мягкого материала, хотя была совсем не хрупкой. Длинный серебристый предмет, напоминающий узкую арфу совсем без струн. Или, в какой то позиции направленные изогнутые рога. Древние символы шли от основания, до остро заточенных кончиков, переливались и поблескивали, иногда накладывались друг на друга, связывались в причудливый и непонятный узор. Спицын, старался не смотреть внимательно на талисман, он казался ему чуждым, непонятным, и хранящим в себе некую тайную угрозу. Но теперь эта вещь, вырытая с далеко отстоящего отсюда кладбища, должна послужить им защитой. И послужит, охотники верили в нее, и знали, что применят без колебаний. Искали они ее долго, рылись в архивах, шатались по глубинке, опрашивали население, и внимательно записывал легенды и сказания. В какой то момент, им повезло. Их рассказ о туманном лодочнике вызвал отклик, и их препроводили к некоему местному колдуну, якобы наделенному чудодейственной силой. Колдун оказался неприятного вида дедком, ютящимся в подгнившей у самой земли избе. Летучих мышей, черных котов и прочих тварей вокруг него не ютилось, однако он внимательно выслушал их рассказ. Покивал с умным видом, и сказал, что лодочника надо извести. Ибо не первый он такой, и в других местах появлялся. Да что тут говорить, и тут он тоже был, но вот он, колдун самолично этого самого лодочника и прибил. Есть мол, говорил дед, у каждого лодочника оберег. И пока этот самый оберег-талисман лежит на его кладбище (а лодочник неразрывно с ним связан), убить его сложно до чрезвычайности. Но раз уж он, великий колдун, прикончил чудище без всякого талисмана, то они, так и быть, могут пойти и забрать его с местного маленького кладбища. Ибо на лодочника можно подействовать только талисманом другого лодочника. Они поверили, пошли и откопали вот эту самую вещь, сейчас скрытую в рюкзаке. И верили в нее и надеялись убить лодочника. Талисман от вырвавшегося, как сказали им. Ибо лодочник никогда не приходит просто так. Он вырывается, бежит, а значит можно его загнать обратно. Туда, откуда он ушел силой. — Не будет больше деревню терзать, — сказал Коршунов, мрачно, потом перехватил взгляд Спицына в сторону машины, произнес: — Думаешь, не врал колдун. Сработает? — Что за жизнь без риска, — ответил его спутник, — лодочник ведь он такой. Если уж начал бушевать, не остановится, пока пол деревни не изведет. А может и всю, подчистую. Бывали такие случаи. — Бывали, — кивнул Коршунов. — Тварь гадская, людей жрет без разбору, да и зверей не жалеет. Спицын кивнул. День вокруг сиял, небо источало тяжелый жар, от солнечной ряби на реке хотелось закрыть глаза. Стола безветрие и только чижи черными молниями носились над теплой водой, предупреждая — скоро погода испортится. И все же в такой день не думаешь о тумане, о лесной тьме. И абсурдным представляется само существование лодочника. Вырвавшегося туманного лодочника. — Июль, — сказал его спутник — не попадем в топлую? Спицын отвернулся о реки, посмотрел на него: — Что за топлая? — Да ночь топлая. Легенда. Сказка. Мол, одна ночь в середине июля — самая жаркая, если хочешь. Душная. Если в такую ночь, пройтись по берегу речки, то можно увидеть плывущего по нему утопленника, того, кто утонул совсем недавно. И будет он как бы живой, и глаза у него будут открыты, а губы шевелиться, и рассказывать он будет о своей жизни — Коршунов коротко усмехнулся, провожая глазами уплывавшую прочь дохлую собаку — И значит, если уж увидел ты его, то он привяжется и будет потом являться по ночам. Заходить со спины, и класть холодную руку тебе на плечо. Такая ночь…топлая. Спицын смотрел на него, равнодушно. — Пугаешь? — спросил он. — Пугаю. Это старая сказка, мне еще прабабка в детстве рассказывала. Тогда я верил. Сейчас — нет. — А лодочник. В него мы тоже не верили. Hа солнце набежало редкое облачко, но не выдержало мощного жара и на глазах растаяло. Вдалеке шумел негромко лес, яркий подсвеченный солнечными лучами, и ловил стеклом блики вкопанный по колеса джип. — Чем нам могут помешать утопленники? Мы же будем в лесу. Спицын пожал плечами: — Но ты же сам завел разговор о них. О ночи твоей топлой. — Забудь — махнул рукой Коршунов — не до утопленников нам. Тут лодочник есть, он погаже утопленников будет. — Почему он собственно лодочник? Зачем ему лодка? — Не лодка, это челн вроде.